"Анатолий Ким. Собиратели трав" - читать интересную книгу автора

скучно, сосед! Далеко я забрался от Москвы. Чувствую себя сирым и
несчастным, и, как говорил Гоголь, некое одиночество в желудке... А тут еще
этот дождь.
Артист освободился от мокрой верхней одежды и, задрав к раковине ногу,
принялся ее мыть. Это был ясноглазый, курчавый человек с седыми висками, еще
моложавый и стройный. Моя ноги, он не глядел на них, а озирался по сторонам,
страдальчески морщась.
- Ночь... Дождь. До гостиницы не проводили... Ботинки промокли, поесть
негде, - бормотал он. - Плохо, плохо я чувствую себя, скверно...
- Не нужно... жаловаться, - вдруг тихо, простуженно пошмыгивая носом,
произнес сосед. - Когда вас не станет, вы ничего не будете чувствовать. - И
он, глядя в спину артисту, зашевелил головою на подушке, как бы желая
поглубже погрузиться в нее затылком.
- Что?.. Вот спасибо вам, утешили, - немного обиделся артист.
Он успел уже помыть ноги и теперь топтался на разостланной газете, стоя
в одном белье возле раковины.
- Надеюсь, - сказал он, - вы тоже ничего не будете ощущать... в том же
самом положении, разумеется.
И прежде чем погасить свет, потянувшись к выключателю, через плечо
оглянулся на лежавшего в брюках и рубашке соседа по номеру.
- Я тушу свет, уже первый час ночи, - сердито сказал артист. - Не
возражаете?
Тот ничего не отвечал, лишь улыбался странно. И свет был выключен.
Артист на цыпочках прошел к разобранной постели.
- Вам все не нравится, - раздался голос в темноте. - Не нравится город,
дождь, гостиница. Вы обижены. А я вам скажу, что зря все это, зря.
Вспомните: ктО-то у Достоевского хотел существовать хотя бы на пятачке
пространства, прикованный к скале цепью.
- А вы, я вижу, тоже почитывали, - прозвучал хмурый и насмешливый голос
артиста. - Кто вы? Откуда? Давайте знакомиться, что ли...
- Я врач, - последовал ответ. - Из Южно-Сахалинска. Занимался
гомеопатией... Но об этом сейчас ни к чему. Послушайте меня, вы, столичный
человек! Я тоже всегда хотел пожить в столицах. Но вот сегодня утром я пошел
прогуляться и попал на край города. Нет, не к морю, а в обратную сторону, к
сопкам. Там на берегу речки стоит дом для престарелых из красного кирпича.
Походил я у этого дома, поговорил с какой-то старушкой. Ну, она все
жаловалась, на дочь свою жаловалась. У этих стариков и старушек, знаете ли,
всегда есть на что пожаловаться... А потом я увидел за лощиной какую-то
белую будочку, что-то вроде беседки, - рассказывал невидимый во тьме
человек, и журчащий, тихий голос его был слегка хрипловатым, и пошмыгивал он
при этом носом, - казалось, смущенно и нерешительно. - Там, возле этой
беседки, паслись на зеленой лужайке две лошади, - продолжал он рассказ, как
бы сомневаясь про себя: стоит ли? И вдруг голос, вобрав в себя волнение,
зазвучал глухо. - Это было самое последнее строение, дальше начинался лес.
Мне захотелось посмотреть вблизи, что же это за будка, и я пошел напрямик
через лощинку. Вы видели нашу сахалинскую кислицу?
- Кислицу? - недоуменно отозвался голос артиста, одолевая зевоту.
- Она у нас огромная! Я попал в заросли кислицы - метра три, наверное,
была высотою. Еще крапива была жуткая, я весь обжегся. Словом, заблудился я
в этих дебрях, к будке так и не вышел, а попал на какой-то зеленый бугор.