"Анатолий Ким. Мое прошлое (Повесть)" - читать интересную книгу автора

предчувствовала, совсем недавно появившись на свете, что у меня "своей
земли" тоже никогда не будет. Надо было устремиться к чему-то, что должно
быть свободным от эмигрантского комплекса национальной ущемленности. Надо
было освободиться и от чувства вины, с которым ушел из жизни мой дед Ким
Ги-Ен, и обратиться к такой жизни, которая дала бы мне чувство уверенности и
правоты.
Как-то отец привез мне из города новые тапочки из мягкой, желтой чудно
пахнущей кожи. Это было время послевоенной разрухи, когда дети все лето и до
холодов бегали босиком и не знали никакой обуви. В первый же день, когда я
пошел гулять в обновке, случилась беда. Мне захотелось пить, и я, подойдя к
реке, снял с ног тапочки, аккуратно поставил их на берегу, а сам вошел в
воду, где было поглубже, почище, и стал пить. Затем вышел из реки и, забыв о
тапочках, ушел восвояси. Спохватился я лишь к вечеру и с плачем побежал
к реке.
На том месте теперь расположилось на водопой стадо коров и стоял пастух,
покуривая табачок. На мой вопрос, не видел ли он здесь тапочки, пастух
ответил не сразу. Он вначале задумался, потом сказал, что здесь днем был
Бобыль-Горшечник, который набирал в бочку воды, и Горшечник, должно быть,
эти тапочки и подобрал.
Уже в сумерки я подошел к жилищу Бобыля-Горшечника - оно было на самом
дальнем краю деревни, у изрытого глиняного оврага. Я очень боялся, потому
что этого человека считали не совсем нормальным: он жил один, без семьи, ни
с кем не общался и был всегда угрюмым и злым на вид.
Но при встрече он оказался вовсе не таким. На мой громкий плач он вышел из
своей хибарки, участливо расспросил меня, в чем дело, и живо вернул мне
утерянное, сбегав за тапочками в дом. Он проводил меня и на прощание
погладил по голове.
Это был пожилой кореец с седой головою, с глубокими морщинами на лице. Я
полагаю, что с этой встречи во мне и возникло доверие к человеческой
доброте.
На Дальний Восток
Прошлое не существует - пустота прошедшего времени поглощает все предметы,
события, смех и рыдания. Остаются только неясные отражения в памяти да те
земные пространства, на которых когда-то все это совершалось: смеялось,
рыдало, возникало и исчезало.
Итак, прошлого нет, но его можно добывать из памяти и строить из этого
призрачного материала некое сооружение. Чем я и занимаюсь сейчас: что из
этого получится? Может быть, вскрикнет оно, это еще неведомое произведение,
и запоет птичьим голосом, а потом взмахнет крыльями и, поднявшись в воздух,
вдруг бесследно растает в воздухе? Не знаю, не знаю.
Но я думаю, что всякий человек интересен. Для людей всегда интересны другие
люди: какая бы жизнь ни предстала перед слушателями, почему-то им любопытно
послушать рассказ о чьей-то неведомой судьбе. Вот и мне захотелось
посмотреть на свое прошлое как бы со стороны...
После того как распахнулись степные орлиные просторы в моей детской душе и
она пропиталась насквозь раскаленной жарой казахской пустыни, наша семья
вдруг переехала на другой край света - на самый восток страны. Мы попали на
Камчатку, затем в Уссурийский край, где в тайге до сих пор еще живут тигры.
А оттуда уже переехали на остров Сахалин...
Кончилось время ссылки для советских корейцев, они с 1948 года могли ехать