"Дина Калиновская. О, суббота! (Повесть, ж."Дружба Народов" 1980 N 8)" - читать интересную книгу автора

- Внучка!-крикнула она громко, его почему-то часто принимали за
глухого. - Похожа? - Ей безразличен был этот старик и неинтересен
разговор, ей хотелось на солнышко, хотелось погулять по улице, глаза
тянулись в ту сторону, где был универмаг.
- Я бы сказал-да. Она здорова?
- Ничего.
У Таси Борщ была коса, каких сейчас не встретишь. Но и в их молодые
времена это была редкость. Завод гордился Тасиной косой, на первомайских
демонстрациях впереди заводской колонны шла секретарь директора Тася с
косой на груди.
- Передайте ей привет от Штеймана из снабжения.
- Передам,- пообещала стриженая внучка и застучала на машинке.
Моня в шлепанцах на солнечной скамейке наслаждался цветами и птицами и
не уходил. Он не рассчитывал, что кто-нибудь выйдет из проходной, подсядет
к нему и скажет:
"А, Соломон Зейликович! Здравствуйте, мое почтение! Если вам надо,
чтобы вас выслушали, я готов!" Это было бы не из жизни, а Моня любил
реальность. Но разве он не нашел бы, что сказать чудаку?
"Зачем вы подошли ко мне? Я из другого мира. Идите к молодым, у них
много будущего, и государство стоит на их плечах".
Но если бы тот возразил наивно: "Государство стоит на всех плечах!" -
Моне стало бы труднее разговаривать, пришлось бы настаивать и убеждать,
чего ни один подлинный реалист делать не станет.
"Старики не нужны,-немножко все-таки поупрямился бы он. - Они засоряют
цветущий сад жизни".
И, может быть, тот рассердился бы и закричал:
"Вы болван! С точки зрения растений и животных все человечество не
нужно, все человечество засоряет и загаживает цветущий сад земли! Мы все
едины перед лицом планеты!" "Хорошо, пусть я болван",- сказал бы Моня. Но
так, чтобы тот почувствовал свои доводы малоубедительными и захотел среди
забот и хлопот, среди больших дел вспоминать иногда и об этом пустячном
разговоре.
Голуби урчали и переваливались с места на место, стекло качалось,
проходили люди, и по временам открывались тяжелые железные ворота, и
выезжала машина с контейнером в кузове. Продукция шла к заказчику.
"Моня!" - как молотком по рельсу, ударил над ним Кларин голос.
"Моня!" - молодой протяжный Кларин голос.
"Моня!" - так крикнула она только однажды, когда он вернулся с фронта,
на вокзале, из толпы.
"Моня!.." Моня уронил письмо. Оно неизвестно откуда взявшимся ветром
поволочилось, шурша по сухому асфальту. Хлопая тапочками, он побежал за
ним, догнал не сразу, прижал ногой в пыльной ямке и, не распрямляя, не
отряхивая, сунул конверт в тесную щель почтового ящика.
"Ничего особенного,-говорил он себе на лестнице. - Звуковая
галлюцинация, ничего особенного".
Но открывал дверь, готовый ко всему.
Саул Исаакович вошел в раздвинутые створки решетчатых ворот, во дворе
под деревом ждала машина "скорой помощи", и шофер, не теряя времени,
высунул из окошка клетчатый локоть и положил на него белокурую голову -
спал. Саул Исаакович забеспокоился, не с Кларой ли плохо. Да, дверь