"Дина Калиновская. О, суббота! (Повесть, ж."Дружба Народов" 1980 N 8)" - читать интересную книгу автора

ведавшие любви девочки, назначенные зажигать костры в честь ее пречистого
и кровавого торжества...
Ася здесь уже бывала не однажды. Ее здесь знали, пускали в
ординаторскую, и она ждала, пока к ней, иногда на полминуты, даже не
стягивая перчаток, выйдет доктор Никитина - Люся. Бывало, что приходилось
ждать долго, бывало, что Асе давали халат и пускали в родильный зал к
Люсе, а бывало, что они курили вместе где-нибудь на лестнице возле окна
или у дежурной сестры или на диване в ординаторской. Главное, чтобы никто
не мешал разговору, хотя чаще всего они болтали о пустяках - о платье для
Леночки, о Шуркиных двойках, о нелегком характере Асиного мужа или просто
молчали, радуясь друг другу.
Но бывало, случалось, и всегда казалось, что совершенно случайно
случалось, стихийно, просто так, ни с того ни с сего, на лестнице ли возле
окна, в ординаторской ли, да где угодно, на Асю вдруг обрушивалась, как
взрыв одинокого снаряда, неожиданная, как приказ, неопровержимая, звонкая,
страстная Люсина тирада. О чем? Вот именно, о чем!..
Когда-то Ася пугалась. Тонкая морщинка на Люсином лбу становилась
твердой чертой, как бы отделяющей результат от решения, руки ее сжатые в
кулаки давили карманы халата, глаза, добродушные, чуть сонные, ленивые,
становились стальными и острыми, непреклонными как ножи. Со временем Ася
догадалась, что обвалы красноречия случались чаще всего после сложной
операции, после риска. Потом заметила, что стоило ей, Асе, поссориться с
мужем, как Люся вдруг произносила хвалу Сереже, стоило заболеть Шурику, и
Люся, еще не успевшая узнать о его болезни, торопилась заявить, что
болезни детей даны женщине в очищение чувств.
Был и такой случай - Ася потеряла кошелек с зарплатой, и Люся, которой
она еще не успела пожаловаться, вдруг произнесла без улыбки, что
недостаток денег есть одна из упоительн^йших гвобод, недооцененная
человеком.
- Ты колдунья! - говорила Ася.
- Это что-то слишком научное,- отвечала Люся.
Они подружились в Рыбинске в сорок втором, туда привозили раненых из
Сталинграда, и, когда приходил транспорт, бывало, по двое суток без сна
Ася, хирургическая сестра в лейтенантском звании, и Люся, хирург, капитан
медслужбы, не выходили из операционной. Леночке тогда было три года, она
жила вместе с матерью при госпитале, и, чтобы не убегала во время бомбежек
в госпитальный сад, Ася с Люсей сшили ей халатик, сшили шапочку и маску, и
Леночка ходила в палаты - лечить. Она гладила небритые щеки, она могла по
часу держать за руку стонущего.
В ее лапке таилась сила, раненые знали и звали и ждали Леночку. Но она
выросла, стала взрослой - добросовестный провизор, послушная девочка,
прозрачный ручеек с мягким дном и прямыми чистыми берегами.
- Лейся, лейся, ручеек с битым стеклом!.. - намек всего лишь на мнимое
коварство, на несуществующую загадку, на характер, и Асе жаль было той
исчезнувшей странности, той мелькнувшей в Ле-ночкином детстве
незаурядности...
Люся говорила:
- Я колдовка.
Она закручивала кольцами дым от сигареты, пронзительно взглядывала на
Асю, говорила, дурачась, низким голосом: