"Дина Калиновская. О, суббота! (Повесть, ж."Дружба Народов" 1980 N 8)" - читать интересную книгу автора

глаза с угрожающей скромностью.
- Был разговор.
- Что же, что же, не тяни!..
Однако она встала, поправила разбросанные девочкой и котенком подушечки
на диване, села и лишь после этого начала:
- Мы пришли в ресторан, слышишь? В шикарный ресторан на Пушкинской, где
одни иностранцы. Швейцар, оркестр, шум, блеск и прочее!.. Нам накрыли
безукоризненный ужин-то, се, третье, деся тое, ну, словом... Но я
отодвинула тарелку. Я сказала:
- Гриша.
Он отвечает мне:
- Что?
Я ему говорю:
- Гришенька! Он опять мне:
- Что, Манечка? Я говорю ему:
- Гриша, я хочу тебе кое-что сказать.
Он отвечает:
- Что же именно, Манечка?
- Гришенька, только не обижайся,- я говорю. Он отвечает:
- Могу ли я обижаться на тебя, Манечка? Тогда я сказала:
- Зачем, зачем ты уехал?
Он удивился. Он не думал, что я посмею так спросить. Но почему бы мне
не спросить, Суля? Что я, чужая? Я говорю:
- Как мог ты уехать, когда мы все, кто тебя любит, кого ты любишь,
остались? Он поразился.
- Что ты спрашиваешь, Манечка? Как можно было не уехать, если были
банды, тиф и холера?!
И знаешь, Суля, что он от меня услышал? Он тебе не говорил? Саул
Исаакович решительно заверил сестру:
- Он мне ничего не говорил!
- Я думала, он тебе скажет...
- Он не говорил.
- Хорошо, его дело... Я сказала: значит, для тебя холера, для тебя
банды, а для нас - для меня, для Сули, для твоих родных братьев, для
родителей, для всех наших - варьете "Бомонд"?
О, ему было не по себе, брат. Он молчал, мялся, вертелся-ему было не по
себе. Но ведь ты знаешь, он в своего отца, упрямец был, таким и остался.
- Все же я был прав, что уехал! - сказал он только из упрямства. Я и
тут хорошо отпарировала:
- Каким судом, Гришенька, ты прав? Каким судом? - Хорошо сказала?
Сестра разволновалась, говорила теперь уже быстро, почти скороговоркой,
а тут еще в коридоре зазвенел дикий звонок, звонок для безнадежно глухих,
Маня блеснула глазами: он! Дернулась к двери, но звонок прозвенел пять
раз, то есть к соседям.
- Ты совершенно напрасно нервничаешь. Что ты сказала такого страшного?
- успокоил сестру Саул Исаакович и успокоился сам, ничего неосторожного
она не сказала.
- Он не должен на меня обижаться. По-моему, не должен,-не очень твердо
повторяла Маня.
- Да, да,- кивал Саул Исаакович, почему-то очень жалея сестру.