"Дина Калиновская. О, суббота! (Повесть, ж."Дружба Народов" 1980 N 8)" - читать интересную книгу автора

между прочим, жалея старика и мечтая об огромной семье, взял бы за себя в
конце концов обеих, как Иаков, и Лию и Рахиль.
Ведь Хая так и не вышла замуж, бедняжка. Моня почему-то всю жизнь,
особенно после смерти тестя, чувствовал себя перед ней виноватым. Наверно,
он и был виноват, недаром Хая с самого начала их родства гордо установила
и жестко держала дистанцию, которой подчеркивала его перед ней
виноватость, и всю жизнь с ней было непросто. Как полагается незамужней
родственнице, она помогала I женским трудом семье младшей сестры,
исполняла тысячу разных ж поручений, иногда унизительных, вроде того,
когда нужно было продать на толкучке поношенные вещи, а Клара стеснялась.
Но взамен Хая не принимала ничего и немало крови перепортила им своим
гонором. Она раздражалась и долго не приходила к ним в дом, если Моня с
Кларой позволяли себе вольность и портили день ее рождения дорогим
подарком. Хая служила им, но только потому, что ей так нравилось, и не
намерена была получать плату ни в какой упаковке. В свой день рождения
она, если хотела, сама приходила к ним с угощением, коронным номером
которого были маленькие, в виде шляпы-треуголки ритуальные пирожки с маком
под названием "умен-ташн". Она никогда не болела и ни от кого не зависела.
Она не выносила ничего неточного и своим одиночеством тоже желала владеть
абсолютно.
Да, Хая не вышла замуж, но зато!.. Зато сейчас она живет в Кишиневе у
их Гуточки! Имя дочери, кстати, заказал тесть, не имевшиЙ ни сыновей, ни
племянников и сетовавший, что род Гутников кончался. А Хая куда здоровее
Клары!
От нее родилось бы много детей, и, вполне вероятно, сыновья, а не
единственная дочь, предпочитавшая к тому же жить в другом городе.
И вот если Моня перед Хаей в чем-то неясном и виноват, то Хая вполне
определенно отомщена. Именно она вынянчила Наташу и Во-лодичку. И
продолжает жить с ними, его внучатами... Такой поворот. За те семь лет,
пока искали жениха для Хай, Гутник, замечательно знавший библию, не раз,
наверно, а семьсот семьдесят семь раз вздохнул о том, что порядки
Месопотамии и земли Ханаанской не сохранились до его дней. В чем-то не
сохранились действительно...
- Моня, ты спишь?
- Нет.
- Моня, напиши завтра Гуточке, пусть скажет, что нужно Наташе и что
Володичке. И тогда ты напишешь своему брату. В Америке есть все.
- Спи, спи! Не выдумывай, спи!
"Да, но что же все-таки сказать Грише?" Только утром, после того как он
убрал постели, поскреб истертым до черенка просяным веником комнату,
сварил им самим изобретенным способом манную кашу, энергично взбивая ее на
огне вилкой, накормил Клару, позавтракал сам, унес на кухню грязные
тарелки и вымыл их, сел к столу, отогнул клеенку, начал писать в Кишинев
письмо и написал "Здравствуйте, дорогие дети!", имея в виду и дочь, и
зятя, и внучат-только Хае он передавал привет особо,-пришло решение, и
какое решение!
Он бросил перо. Не обращая внимания на Кларин вопрос "Что ты там
шаришь, Моня?", перерыл все в нижнем ящике шкафа. Вскипая от нетерпения,
копался в шелковых лоскутках Клариной молодости, в пожелтевшей тесьме, в
запасных стельках, полуистлевших клубках, катушках и коробочках и