"Александр Хургин. Остеохондроз" - читать интересную книгу автора


...Хождение пешком через мост было придумано Калиночкой от скуки и
утренней тоски по прошлому и настоящему: в качестве хоть какого-то
развлечения, развлечения, скорее даже, не для души, а для тела. Потому что с
душой не было у него каких-либо неразрешимых проблем, в то время как тело
Калиночки окоченевало за время длинных зимних ночей и становилось к рассвету
малоподвижным и практически неуправляемым. И Калиночка долго не знал, что
делать со своим неповоротливым телом по утрам и как снять с себя эту ночную
холодную окаменелость. А потом он придумал ходить пешком через мост вместо
того, чтобы ждать на морозе троллейбус, влезать в его металлическое остывшее
нутро вместе с целой толпой таких же утренних пассажиров и потом ехать в
гуще чужих дыханий и самому дышать смесью паров, испускаемых легкими тех,
кто стоит рядом, прижимаясь к себе подобным что есть мочи из-за недостатка
площади и объема без всяких, самых элементарных удобств, в тесноте,
унижающей чувство элементарного человеческого достоинства, не говоря уже про
другие, более тонкие чувства, свойственные человеку как венцу природы. И еще
по одной причине не любил Калиночка троллейбус. Почему-то у людей, там
ездивших, всегда находил он в лицах и фигурах и в одежде кучу каких-то
дефектов и какого-то брака, на который в обычной обстановке, на улице,
скажем, или в каком-либо общественном месте он в жизни бы не обратил
внимания, а если бы и обратил, то ничего такого не заметил бы. А в
троллейбусе вот замечал, и казалось ему, что все эти пассажиры есть не что
иное, как отходы от доброкачественного человеческого материала - красивого и
даже прекрасного во всех отношениях и аспектах. И среди этих человеческих
отходов и сам Калиночка ощущал себя таким же. Да он, собственно, и был таким
же, потому что все люди по большому счету одинаковые, хотя, конечно, и имеют
для всеобщего удобства в общении и быту видимые отличия друг от друга. И как
раз эти отличия виделись в транспорте особенно отчетливо. Самих людей порой
рассмотреть было невозможно из-за тесноты и скованности движений, а отличия
их так и лезли в глаза, раздражая нежную слизистую до рези и до слез
какими-то грубыми неумелыми швами на разорванной или разрезанной одежде,
оборванными карманами и пуговицами, пришитыми нитками разных цветов, да и
сама одежда пассажиров часто бывала старая, засаленная, изношенная до
неприличия, а если неизношенная, то таких древних фасонов и расцветок и
такого сукна, что в каких шкафах все это довисело до наших дней и по какой
причине не было истрачено молью, нельзя себе ни представить, ни вообразить.
Очевидно, эти люди обладали каким-то особым нафталином, действующим на
моль убийственно. А на утренних пассажирах мужского пола часто была надета
обыкновенная рабочая одежда из отечественной джинсы, так называемая
спецовка, полученная на заводах и фабриках для работы в цехах и по
назначению не использованная, а сбереженная и носимая повседневно на улице,
так как надо же в чем-то добираться все на те же заводы и фабрики, чтобы
работать там и, когда придет срок, получить новую рабочую одежду, новую
спецовку, и тогда в этой, нынешней, работать у станков, верстаков, печей и
прессов, а во вновь полученной ходить по улицам города и ездить в
общественном транспорте на работу каждое утро и с работы после окончания
трудового дня. Но не только на одежду обращал внимание Юрий
Петрович, не только одежда пассажиров ранних троллейбусов останавливала
на себе его взгляд. У него создавалось ощущение, что он видит и все то, что
скрыто у этих людей под одеждой, и от такого видения ему совсем становилось