"Александр Хургин. Брунгильда и любовь (из жизни евролюдей)" - читать интересную книгу автора

Продолжался пир, как в хорошей сказке, - три дня и три ночи. О чем весь
крещеный мир не подозревал и не догадывался. Ни один человек не догадывался.
За исключением старого доброго соседа, помнившего еще родителей старичка.
Его на третий день пира пригласил старичок на лужайку у своего дома,
выставил гриль и угостил просто так мясом с овощами. А когда пир закончился,
он загрузил всю использованную на нем посуду в посудомоечный агрегат и
добросовестно сдался властям.
Предъявив нотариально заверенную расписку съеденного.
- Если я в чем-то где-то преступил, - сказал властям старичок, -
случайно и непреднамеренно - готов отвечать по всей строгости закона вплоть
до штрафа в особо крупных размерах. А часть друга моего незабвенного в
морозилке хранится. На черный или праздничный день оставленная. Можете с
моего разрешения ее осмотреть.
Полиция по долгу службы дом обыскала и остатки туши постороннего
человека в холодильнике, как и следовало ожидать, обнаружила.
Каннибала тут же до суда и следствия замели. А в средствах массовой
информации такая началась свистопляска и вакханалия, что ни сказать, ни
описать невозможно. Потому что это же новость была всем новостям новость.
Это не теракт или репортаж из горячей точки, это даже не демонстрация
нудистов против падения уровня жизни. Такая новость в цивилизованной Европе
раз в сто лет бывает. Понятно, что СМИ сверхживо на нее откликнулись, подняв
гвалт.
Вокруг дома каннибала вырос, как по заказу, постоянно действующий
палаточный городок. И в нем поселился всевозможный народ. Местный и
приезжий, специально прибывший из ближних и дальних окрестностей, чтобы
своими глазами увидеть и убедиться.
Что они хотели увидеть, в чем убедиться, после того как каннибала
посадили, - неясно.
Зато совершенно ясно, что этим счастливым случаем не преминули
воспользоваться проворные политические силы. Они подвозили палаточникам
горячее питание, из просроченных продуктов сваренное, и украшали их шалаши
лозунгами: "Людоедов Шредера - под суд!", "Мы за парламентский
каннибализм!", "Иностранцы - вон!" и "Каннибалы сожрали наши доходы!". Подо
всем этим сидел человек с завязанным ртом. На повязке - крупная надпись
"Голодую", а мелко - то же самое, но на трех европейских языках. Возможно,
так он выражал протест и солидарность со своим немецким единомышленником. А
возможно, в надписи содержался какой-нибудь более глубокий политический
подтекст.
К сожалению, ничего экстраординарного обитатели палаточного городка так
и не увидели. Кроме, конечно, желтых мешков. В один из дней рабочие стали
выносить из дома целлофановые мешки, набитые всяким мусором, преимущественно
упаковками от пищевых и прочих продуктов.
Это было действительно зрелище. Все, видевшие его, сразу поняли, что
ютились в палатках не зря: восемь комнат в доме оказались заставленными
мешками, и, сколько десятилетий они там хранились, установит лабораторным
путем следствие.
И гора самых обычных желтых мешков - такие мешки горожане выставляют
раз в месяц на улицу, чтобы их увезла на переработку желтая спецмашина, -
поразила простых немецких людей больше всего остального. То, что два этажа
из трех были ими уставлены, поразило.