"Александр Хургин. Возвращение желаний" - читать интересную книгу автора

комнате, а старику казалось, что он проспит и опоздает на работу, и это
доставит ему лишние ненужные неудобства. Старику казалось, что он волнуется
о сыне и его делах. Хотя и не знал старик Полухин, в котором часу начинается
у сына работа, и где он работает, и кем работает - тоже не знал. То есть он
знал когда-то, раньше, в прошлом, но забыл за ненадобностью это помнить. Да
и у сына с тех пор все могло измениться. Или не все, а что-то. Все не
изменяется ни у кого и никогда, поскольку самое главное - течение времени -
вообще неизменно. И всем известная избитая истина на самом деле звучит не
так, как принято думать, а иначе. "Все течет, ничего не меняется". Вот как
она звучит.
Волновался о сыне старик Полухин вяло, недолго и не попадая в реальное
время суток. В основном, спросонья. Откроет глаза и вдруг скажет:
- Аня, Алик уже ушел?
А Аня - тоже со сна - ему ответит:
- Спи, еще ночь. - Или: - Какой Алик? Он у себя дома.
И старик то ли засыпал снова и начинал видеть старые сны, то ли это
были не сны, а все те же самые игры со временем, свернувшимся в круг.
Потом, при случае, мать рассказывала сыну, что отец совсем уже ничего
не соображает и не может отличить день от ночи и один день от другого, а сын
ее успокаивал - что в таком возрасте бывает и хуже. Он так это говорил, лишь
бы сказать что-нибудь в утешение и в поддержку матери. Не от души он это
говорил. Потому что занят был другим, занят какой ни есть, а жизнью, и
смерть на себя его внимания не отвлекала, и приближения ее пока не
замечалось - если не присматриваться и глубоко не задумываться. А если
задуматься хоть как-нибудь, то, конечно, сразу почувствуешь (вне зависимости
от возраста) ее приближение, ее, громко говоря, поступь. Но сыну нужно было
жить - каждый день, каждую ночь. Годами и десятилетиями. И он жил понемногу.
Вместо того, чтоб присматриваться и задумываться. Да еще о смерти.
И он говорил матери "бывает и хуже". Но он ошибался в оценках и
выводах. Потому что ни черта не смыслил в том, о чем говорил. Не смыслил и
смыслить не мог. Как никто не мог. Кроме старика Полухина. А сам он, может,
и мог, но для него все это было природным и понимания не требующим. Он в
этом жил. То есть, конечно, доживал. Доживал свой срок, не заостряя внимания
на том, как доживает и что по этому поводу думают другие. Он не был с ними,
не был здесь. Он здесь бывал. Время от времени.
Наверно, это называется стоять одной ногой в могиле. И это стояние
меняет человека, делает его другим, неузнаваемым, иногда - маразматиком. В
понимании молодых и здоровых, конечно. А он никакой не маразматик, он просто
отдаляется от этого мира и приближается к другому миру - миру пустоты, миру
пространства без времени. К миру, о котором ни науке, ни религии ничего
определенного неизвестно. Кроме того, что он другой. Да и это точно не
известно, и вполне возможно, что никакого другого мира нет вообще. Ни в
природе, ни в космосе, ни за его пределами.
И совсем не было старику Полухину жаль того, что он отдаляется и
удаляется от жизни, и может быть, исчезает. Не потому, что ему не о чем было
жалеть. Всем старикам есть о чем жалеть. Если они этого сколько-нибудь
хотят. Нет, он уходил спокойно, так как ничто больше здесь его не занимало.
Все у него уже случилось и все произошло. И он это почувствовал и осознал.
Самое важное - это осознать. После чего все и вся становится потихоньку
чужим, отваливается, опадает. И человек обретает свое одиночество.