"Александр Хургин. Возвращение желаний" - читать интересную книгу автора

своими лицами. Хотя большинство их и виделось ему смазанно, с минимумом
характерных черт - лишь бы только можно было отличить одни лица от других
лиц, действовавших в жизни и влиявших на нее по-своему. Пусть незначительно
или косвенно, но каким-то своим особым образом. Сейчас все эти влияния были
отчетливо видны и предельно понятны - как при разборе сыгранной шахматной
партии понятны замысловатые ходы чемпионов и претендентов. Но это сейчас.
После. Когда и влияний никаких нет в помине, и от самих лиц в большинстве
ничего на земле не осталось. Да и в земле не осталось. Если не принимать во
внимание кости. Кости, конечно, остались практически ото всех, потому что
они разлагаются веками, а иногда не разлагаются тысячелетиями. Но это при
условии, что их не трогают и не тревожат. Чего у нас нет и не может быть. У
нас мертвецам не дают покоя точно так же, как не дают его живым людям. Так у
нас как-то сложилось и повелось. Традиционно.

Однажды внук принес из школы человеческий череп в хорошем состоянии. С
нижней челюстью и со всеми зубами. Сказал "я его выварю, внутрь лампочку
заведу и на письменный стол поставлю. Для кайфа". Старик Полухин как раз в
гостях у них оказался - у сына с внуком. И он молча отнял череп у внука,
отвез на кладбище и закопал в ограде у старшей сестры, недавно сбитой
насмерть машиной - в 1991-м году, двадцать пятого августа. Она видела плохо
и торопилась - боялась речь Ельцина победную пропустить по телевизору. Ну и
выскочила на дорогу. Так, что водитель ничего не мог предпринять. Ни
затормозить, ни отвернуть. Это и все свидетели подтвердили, и расчеты,
проведенные специалистами из ГАИ.
А взял внук череп в новом парке культуры и отдыха молодежи. Их учителя
отвели туда на школьной практике, деревья в воспитательных целях сажать -
вот там они на эти залежи черепов и наткнулись. В футбол ими играли класс на
класс по олимпийской системе, веселились.
Парк как раз по старому кладбищу был разбит, на пологом склоне оврага.
В соответствии с планом реконструкции и развития города. И тех, кто
составлял такой перспективный план, понять нужно. Город многие десятилетия
разрастался быстро и стремительно. И людей со временем умирало все больше,
потому что все больше рождалось. Из-за этого городские кладбища жили
недолго. Лет пять-десять на них хоронили, потом двадцать пять - не хоронили,
а потом их сносили с лица земли и разбивали на их месте парки и скверы, в
которых деревья принимаются и растут очень хорошо и даже буйно. Причем парки
- это еще в лучшем случае. Бывает, что на месте снесенных кладбищ стадионы
строят, и на них соревнуются и играют в футбол спортсмены, свистят и орут, и
матерятся болельщики. Или новые жилые массивы возводят на бывших кладбищах,
микрорайоны со всеми бытовыми удобствами. И люди там живут буквально на
костях других людей, рожают на них детей, растят их сколько успеют, и
умирают. И что будет с их собственными костями, не могут себе вообразить ни
точно, ни приблизительно, ни примерно. Да и вряд ли на этом вопросе не
жизни, а смерти сосредоточивают свои повседневные мысли. Максимум, на чем
они их сосредоточивают, это на собственных похоронах. Желание быть
похороненным "по-людски" с музыкой и поминками, то есть с почестями и
скорбью - одно из самых распространенных и самых последних человеческих
желаний. Часто - самое последнее. И оно может держаться до последнего, как
говорится, вздоха. А вернее - до последнего выдоха. Когда уже все, в том
числе простейшие, мерцающие желания - вроде выйти на улицу, посмотреть в