"Эрих Кестнер. Фабиан (Роман)" - читать интересную книгу автора

жизнь? Скажу вам откровенно - нет. Жизнь лучше успеть прожить еще до смерти.
Так что дел по горло, днем и ночью.
- Фритц, ну сколько можно ждать! - послышался на лестнице женский
голос.
Советник юстиции пожал плечами.
- Вот вам, пожалуйста! Маленькая певичка, большой талант, без
ангажемента. Знает наизусть все оперы. Для длительного общения, пожалуй,
холодновата. Ну, до свидания. Чем спасать человечество, вы бы лучше
развлекались. Как уже сказано, жизнь надо успеть прожить до смерти. Готов
дать более подробные справки. Не будь таким серьезным, мой мальчик.:-Он
подал руку обоим и захлопнул за собой дверь.
Лабуде заткнул уши руками, подошел к письменному столу, задумался и
после некоторой паузы продолжил свой рассказ:
- Около пяти пошел дождь. В шесть он прекратился. Небо посветлело;
занимался день. В спальне все еще горел свет. В предрассветных сумерках это
выглядело довольно странно. В семь мужчина вышел из дома. Выйдя, он свистнул
и поднял глаза. Леда, в своем японском халатике, стояла на балконе и махала
ему. Он помахал в ответ. Она на секунду распахнула халат: пусть еще раз
взглянет на ее тело. Он послал ей воздушный поцелуй. Мне стало совсем тошно.
Насвистывая, мужчина пошел по улице. Я опустил голову. Балконная дверь
наверху закрылась. '
Фабиан, не зная, как ему вести себя, сидел недвижимо. Вдруг Лабуде
стукнул кулаком по столу.
- Сволочь! - крикнул он.
Фабиан вскочил с дивана, но Лабуде покачал головой и сказал вполне
спокойно:
- Ничего, ничего. Слушай дальше. В полдень я позвонил. Она
обрадовалась, что я опять буду у нее. Почему я не написал? Собираюсь ли я
прийти, как всегда, в пять? С недавних пор научные работники кончают раньше.
Я бродил по портовым улицам, до назначенного часа было еще далеко. Потом я
поехал туда. Она приготовила чай с пирогом и очень нежно поздоровалась со
мной. Я выпил чашку чая, болтая о пустяках. Потом Леда сняла с себя платье,
белье, накинула кимоно и улеглась на кушетку. Я спросил, как бы она
отнеслась к нашему разрыву? Она спросила, что со мной? У нас ведь решено,
что мы поженимся, когда я получу доцентуру. Может быть, я ее разлюбил? Я
сказал, что не в этом теперь дело. Ввиду все возрастающего отчуждения, в
котором виновата она, наш разрыв представляется мне неизбежным.
Она потянулась так, что кимоно раскрылось, и капризным детским голоском
пожурила меня за холодность. Сказала, что в нашем отчуждении я повинен
больше, чем она, о чем недвусмысленно свидетельствует эта двусмысленная
ситуация. Затем добавила, что очень трудно в душе перекинуть мост между
Гамбургом и Берлином. Да и в сексуальном смысле у нас не все ладно
получается. Когда она хочет меня, я в Берлине, а когда я здесь, любовь
похожа на обед, который надо есть, голоден ты или нет. Вот если бы мы
поженились, все было бы иначе. Впрочем, я не должен сердиться. Несколько
недель назад ей пришлось перенести операцию. Она хочет производить на свет
наших детей только в качестве моей жены. Не сообщила же она мне об этой
маленькой неприятности, чтобы не пугать меня. Но теперь она уже здорова.
Почему я не сяду к ней поближе? В ней проснулось желание.
- А от кого был этот ликвидированный ребенок? - спросил я.