"Эрих Кестнер. Когда я был маленьким" - читать интересную книгу автора

над мелочным и преходящим. Думается, именно в нем главный секрет обаяния
лучших кестнеровских книг. Можно говорить об увлекательном сюжете "Эмиля и
сыщиков", об удачной выдумке в "Мальчике из спичечной коробки". Но сюжет,
глядишь, порой буксует, выдумка может себя исчерпать - самым интересным
неожиданно оказывается совсем другое. Например, когда в повестях об Эмиле
слово просто "предоставляется картинкам", и эти бессюжетные описания или
рассуждения читаются с истинным удовольствием. В повести "Когда я был
маленьким" вообще нет ни сюжета, ни вымысла. Главное ее очарование - в
словесной ткани, в самой атмосфере книги, умной, доброй, ироничной.
Рассказывая о старом Дрездене с его прекрасными улицами и зданиями, писатель
произносит исполненные глубокого смысла слова: "Не из книг узнавал я, что
такое красота. Мне дано было дышать красотой, как детям лесника - напоенным
сосной воздухом". Лучшие книги Кестнера тоже как бы напоены легким воздухом
юмора и понимания; вдыхать его благотворно.

Первый бурный успех Эриха Кестнера длился не так уж долго - около пяти
лет. В январе 1933 года к власти в Германии пришли фашисты. Когда произошел
гитлеровский переворот, Кестнер отдыхал в Швейцарии, но решил вернуться
домой. Друзья, только что бежавшие в Швейцарию из Германии, с недоумением и
ужасом пробовали его отговорить. Антифашистские, антимилитаристские
настроения писателя были слишком широко известны. Ему могли припомнить
многое - хотя бы стихотворение, словно предвосхищавшее то, что реально
происходило сейчас в стране:

Когда бы мы вдруг победили
Под звон литавр и пушек гром,
Германию бы превратили
В огромный сумасшедший дом...
Тогда б всех мыслящих судили
И тюрьмы были бы полны...
Но, к счастью, мы побеждены.

{Перевод К. Богатырева.}

О каком-либо сотрудничестве с режимом для такого человека, как Кестнер,
не могло быть и речи. И все-таки он вернулся. Тому были разные объяснения.
Он позже называл себя "деревом, которое в Германии выросло и, если придется,
в Германии и засохнет". Он говорил: "Я остался, чтобы быть свидетелем".
Решающим, возможно, было убеждение, что все это ненадолго, что гитлеровская
диктатура скоро потерпит крах и он, писатель, сможет рассказать об этом как
очевидец. Увы, в оценке положения этот ироничный трезвый человек на сей раз
ошибся. Ждать пришлось целых двенадцать лет, трудных, опасных, в
литературном отношении неблагодатных.
Все пишущие о Кестнере, конечно же, упоминают эпизод, когда 10 мая 1933
года на берлинской площади Оперы бросали в костер его книги - вместе с
книгами Генриха Манна и Эриха Мария Ремарка, Альфреда Деблина и Бертольта
Брехта, Максима Горького и Эрнста Хемингуэя. То была действительно горькая
честь - оказаться в одном списке с лучшими представителями немецкой и
мировой литературы. Менее известно, что Кестнер, единственный из
"сжигаемых", явился "лично присутствовать на этом театральном