"Эрих Кестнер. Когда я был маленьким" - читать интересную книгу автора

романе "Фабиан" (1931). Герой романа еще полон воспоминаниями о войне. "По
провинциям рассеяно множество уединенных домов, где все еще лежат
искалеченные солдаты. Мужчины без рук и ног. Мужчины с устрашающе
изуродованными лицами, без носа, без рта. Больничные сестры, которых ничем
уже не испугаешь, вводят этим несчастным пищу через стеклянные трубочки,
которые они вставляют в зарубцевавшееся отверстие, там, где некогда был рот.
Рот, который смеялся, говорил, кричал".
Фабиан, молодой человек с университетским образованием, вынужден
сочинять стихи для рекламной фирмы, но вдруг оказывается без работы. Мы
следим за его странствиями по Берлину середины 20-х годов, наблюдаем сцены
безотрадной жизни, моральной деградации. "Волшебный дар - видеть сквозь
стены и занавешенные окна - сущая ерунда в сравнении со способностью стойко
перенести увиденное", - замечает автор. Он называет своего героя
"моралистом", и не без оснований: среди окружающей пошлости и грязи Фабиан
ухитряется сохранить четкость нравственных критериев, достоинство и
принципиальность. Он, несомненно, близок самому Кестнеру. Но, как и Кестнер,
остро чувствуя неблагополучие, веяние надвигающейся катастрофы, не знает,
что делать, как изменить жизнь.
Да, писатель чутко нащупал болевые точки времени, сумел впечатляюще об
этом сказать и снискал заслуженный успех. Импонировал читателю иронический
стиль - автор не изображал себя знающим больше других и признавался, что
рецептов от болезни предложить не может. Это не свидетельствовало о его
силе, но было, во всяком случае, честно: куда хуже и опасней ложные панацеи.
В одном из наиболее известных своих стихотворений, отвечая не вполне
удовлетворенным читателям, поэт говорит об этом откровенно:

Вы шлете мне письма. И это мне лестно.
Но в каждом вопрос, как на страшном суде:
"Где ж все позитивное, Эрих Кестнер?"
А черт его знает, где!

{Перевод К. Богатырева.}

И все-таки, все-таки... Проблема "позитивного" мучила писателя, он не
переставал думать о ней. Уже в 1946 году, в предисловии к сборнику своих
ранних стихов, Кестнер писал о них так: "Эти стихи - попытка молодого еще
человека предостеречь других с помощью иронии, критики, упрека, издевки,
смеха. Что подобные попытки бессмысленны, известно заранее, как заранее
известно, что бессмысленность подобных попыток и сознание этой
бессмысленности еще никогда не заставляли и не заставят замолчать ни одного
сатирика. Разве что его книги сожгут. Сатирики замолчать не могут, ведь они
чувствуют себя кем-то вроде школьных учителей. А школьные учителя не могут
не твердить свое. Ведь в потаеннейшем уголке их сердец вопреки всему
безобразному, что творится в мире, робко теплится глупая, бессмысленная
надежда, что люди все-таки могут стать немножко, совсем-совсем немножко
лучше, если их достаточно часто ругать, просить, оскорблять и высмеивать.
Сатирики - идеалисты ".
Со школьным учителем Кестнер сравнивал себя не раз. Для него это
сравнение имело особый смысл. Один из персонажей романа "Фабиан", самоубийца
Лабуде, пишет в своем прощальном письме: "Мне бы стать учителем: идеалы в