"Артур Кестлер. Призрак грядущего" - читать интересную книгу автора

Хайди медленно разделась и подошла обнаженной к зеркалу, чтобы, как
всегда по вечерам, рассмотреть себя. "Когда же ты вырастешь? - спросила она
у своего отражения. - Ни лица, ни личности. То есть слишком много и того, и
другого". Она вела себя, как неуклюжий подросток, с Никитиным, как невинная
дева - с мсье Анатолем, как старшая сестра - с Борисом. При этом она не
притворялась, а просто автоматически начинала исполнять ту роль, которую
уготовили для нее другие. Женщина-хамелеон! Ни внутреннего стержня, ни веры,
ни твердых убеждений. Русский был совершенно прав, когда взирал на нее с
отвращением.
Она оглядела себя в зеркале с головы до ног. Как бы изысканно она ни
наряжалась, в ее внешности всегда было что-то не так. Даже сейчас, когда она
осталась без одежды, в ней оставалась какая-то несообразность. Основная
беда - конечно, ноги, слишком толстые и бесформенные. Они совсем не
гармонировали с узкими плечами и тонкой талией. И хотя ее овальное личико с
мягкими каштановыми волосами, расчесанными на прямой пробор, и карими
глазами было определенно миловидным, в нем тоже чувствовалось какая-то
неправильность: оно не соответствовало ее фигуре ниже бедер. Хайди умела
безошибочно угадать, беременна ли женщина, просто взглянув на ее лицо. Точно
так же она знала по опыту, что в лице красивой женщины с некрасивыми ногами
или с каким-то еще скрытым дефектом всегда есть что-то трогательное и
обезоруживающее. Лица таких красавиц как будто просят прощения.
Она накинула халат и оперлась коленями о потертую скамеечку. Она
повсюду возила ее с собой с тех пор, как покинула монастырь. Она крепко
сцепила пальцы, закрыла глаза и сделала два глубоких вдоха. "ПОДАРИ МНЕ ХОТЬ
КАКУЮ-НИБУДЬ ВЕРУ", - медленно выговорила она. После этого, нырнув в
постель, она потянулась за сумочкой и стала рыться в ней в поисках аспирина.
Ее пальцы наткнулись на записную книжку Никитина, и она, почувствовав
любопытство, извлекла ее на свет. Теперь она знала, что мысль о ней весь
вечер оставалась у нее в подсознании.
Книжка не была разбита на дни, как дневник, а состояла из простых
разлинованных страничек. Некоторые оставались чистыми, другие были исписаны
мелким почерком на чужом языке. Текст походил на стихи, так как строчки
располагались колонками, а справа и слева оставались поля. В каждой строчке
было всего по два, максимум три слова, завершались же строчки зачастую
какими-то значками - то минусом, то плюсом, то вопросительным, то
восклицательным знаком. Некоторые буквы кириллицы не отличались от
латинских, и, проговаривая про себя оборванные на середине слова, она
внезапно поняла, что все это имена, возможно - людей, с которыми господин
Никитин встречался на различных вечерах. Он был, должно быть, аккуратным
человеком, раз записывал имя каждого; но, кажется, кто-то говорил, что он
атташе по культуре, так что это, наверное, часть его работы. Значки,
сопровождавшие имена, говорили, вероятно, о том, нравились ли господину
Никитину эти люди или их политические взгляды, кого из мужчин стоит
приглашать на ленч и кого из девушек - в постель. Все это было довольно-таки
отвратительно, но отвратительнее всего была она сама, сующая нос в убогий
людской каталог чужого человека. Завтра же надо будет найти способ, чтобы
вернуть книжку владельцу.
А вдруг Никитин - зловещий шпион? Такое случается сплошь и рядом. Но
инстинкт подсказывал ей, что шпионы не разгуливают с карманами, набитыми