"Артур Кестлер. Призрак грядущего" - читать интересную книгу автора

пользу, он должен обладать правильным пищеварением, иначе недолго и
скиснуть. Обрекать на страдание всех, невзирая на лица, - неверная политика
со стороны Господа, как если бы врач прописывал при любом заболевании одно
слабительное.
- Ага, вот идут мои друзья, - произнес Борис с облегчением. - Так и
знал, что они объявятся. Они члены Клуба. Мы - триумвират, нареченный "Три
ворона по кличке Невермор *".
______________
* [2] Невермор (Nevermore, англ.) - букв, "больше никогда"; намек на
стихотворение Э.А. По "Ворон".

Один из друзей Бориса был невзрачным толстоногим коротышкой с острыми
чертами лица. Его представили ей как профессора Варди. Он потряс руку Хайди
с нарочитой церемонностью, свойственной личностям его роста, и оценивающе
окинул ее взглядом сквозь толстые стекла очков без оправы. Третий член
триумвирата оказался поэтом Жюльеном Делаттром, пользовавшимся признанием в
30-х годах. Он прихрамывал, был худощав и носил спортивный свитер без
пиджака. У него был высокий лоб с пульсирующей время от времени синей
прожилкой. Верхняя часть его лица производила впечатление элегантной
хрупкости, однако ему противоречила горькая складка рта и сигарета, навечно
приклеившаяся к верхней губе, придававшая его внешности оттенок
поношенности.
Возникла пауза, во время которой вновь прибывшие двигали стульями, не
зная, как быть с Хайди. Сама она чувствовала себя непрошеной гостьей.
Профессор жадно изучал ее внешность, но, стоило им встретиться глазами, как
он начинал смотреть в сторону, изображая отсутствие интереса. Делаттр
улыбался ей, не произнося ни слова. Хайди только теперь заметила у него на
лице темно-красный след от ожога почти во всю щеку. Однако он ухитрялся
демонстрировать собеседнику исключительно "хорошую" часть своей физиономии.
Хайди стала копаться в памяти, силясь вспомнить, читала ли она
что-нибудь из написанного им.
- Я читала сборник ваших стихотворений, - вымолвила она наконец, - но,
честно говоря, с тех пор прошло пять-шесть лет, и я не помню названия.
К ее удивлению, Делаттр покраснел и замигал глазами за завесой
сигаретного дыма, служившей ему, видимо, защитным экраном.
- Ничего, - сказал он, - что забыто, то забыто.
- Наверное, "Ода ЧК", - поспешил напомнить профессор.
Поляк рассмеялся.
- "Ода ЧК"! - повторил он и закашлялся. - Какими же вы были дураками -
и всего-то десять лет назад.
- Не все рождаются непогрешимыми, как вы, - сказал Варди.
- Кажется, вспоминаю! - воскликнула Хайди. - "Элегия на смерть
трактора" и "Похищение прибавочной стоимости - оратория".
- Хотелось бы, - сказал Жюльен, - чтобы люди умели забывать чужие
глупости, как они забывают свои собственные.
- Зачем? - встрепенулся Варди и повернулся к нему. - Стыдиться былых
своих ошибок - просто трусость. Кто станет утверждать, что при конкретных
обстоятельствах того периода было ошибкой верить в Мировую революцию и
посвятить ей свою жизнь? Я признаю, что наша вера опиралась на иллюзию, но
продолжаю считать, что это была достойная иллюзия - заблуждение, стоявшее