"Артур Кестлер. Анатомия снобизма (эссе)" - читать интересную книгу автора

Так, мы не просто наслаждаемся красотой египетской фрески - и дело с
концом, а безотчетно настраиваем ум на ценности соответствующей эпохи.
Во-первых, нам известно, что египтяне лишь отчасти учитывали перспективу. Мы
также знаем, что фигура обычно была тем больше, чем выше было положение в
обществе изображенного на фреске человека. Иначе говоря, мы видим картину
сквозь двойную раму: сквозь настоящую раму, которая выделяет ее из
окружающей среды и, так сказать, создает для нее дыру в пространстве; а
также - сквозь подсознательную контекстуальную рамку, которая открывает дыру
во времени, и, устремляясь в нее, наш ум переносит картину в другую эпоху и
другую культурную атмосферу. Всякий раз, когда мы производим, как нам
кажется, чисто эстетическую оценку, основанную на одном лишь чувственном
восприятии, она на самом деле соотнесена и с этой второй рамкой - иначе
говоря, контекстом, ментальным полем.
Чтобы верно оценить произведений живописи, литературы или музыки,
необходимо учитывать его эпоху, что мы бессознательно и делаем. Наивно
полагая, что исходим из абсолютных критериев, тогда как на самом деле
пользуемся относительными. Так, если мы сначала любуемся поддельным
Вермером, думая, что это подлинник, а потом смотрим на полотно, уже зная,
что это фальшивка, наше эстетическое переживание в корне меняется, хотя
картина та же самая: она перемещается в другой контекст, и, значит, видим мы
ее иначе. Это касается и изготовителя фальшивки. Он может подражать
изобразительным приемам фламандской школы XVIII века, но писать как Вермер
по наитию не может: у него другое ощущение пространства, другое восприятие
действительности, и лишь особым усилием воли вычеркивает он из памяти все,
что накоплено живописью после Вермера. Впрочем, если ему и удалось бы
каким-то чудом увидеть мир глазами фламандцев XVIII века или итальянцев
эпохи Возрождения, ему понадобился бы массовый гипноз, чтобы должным образом
настроить и своих покупателей.
Пополнить свои знания и опыт - задача выполнимая, а вот отбросить их
значительно труднее. Если Пикассо решается презреть законы перспективы,
значит, в отличие от древнеегипетского живописца, который их так и не
постиг, он уже миновал эту стадию изобразительности. Эволюция- процесс
необратимый; культура той или иной эпохи может идти вроде бы в том же
направлений, что и культура более ранняя, но ее развитие совершается на
следующем витке спирали. Современный примитив - это не то, что древний
примитив, и современный классицизм не то, что классицизм Эпохи классицизма,
лишь душевнобольной способен отсечь кусок своего прошлого.
И все же, созерцая искусство минувшего, мы вынуждены производить как
раз такое усечение, иначе нам не настроиться на мировоззрение и культуру
чужой эпохи. Чтобы понять произведение, нужно проникнуться его духом, забыв
о современных представлениях и обо всем, чему научилось человечество со
времен Гомерова эпоса или византийской мозаики. Наша задача - спуститься в
прошлое, очистив ум от современных знаний, однако "спуститься" для нас,
пусть неосознанно, означает "опуститься". Мы закрываем глаза на грубость
приемов, наивность восприятия, засилье суеверий, невежество и откровенные
ошибки - мы делаем древним скидку. Говоря по чести, в нашем восхищении
классиками всегда есть оттенок снисходительности; и удовольствие, которое
нам доставляют голоса из прошлого, отчасти вызвано полуосознанным
высокомерием: "Подумать только, они это уже знали!" Мы будто спускаемся на
один виток спирали и с трепетом и восторгом смотрим снизу вверх на страшный