"Владимир Высоцкий: козырь в тайной войне" - читать интересную книгу автора (Раззаков Федор)

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ «ОКУНАЙСЯ В ЧЕРНУЮ ГРЯЗЬ!..»

Валерий Золотухин продолжает готовится к роли Гамлета. Главный исполнитель этой роли Владимир Высоцкий пребывает в откровенном недоумении, поскольку явно не ожидал от своего друга такой «подлянки». Они хотя и общаются, но отношения между ними все же натянутые. Однако, пока один из актеров готовится к новой роли, другой продолжает ее играть. 5 января 1976 года Высоцкий вышел на сцену «Таганки» в образе принца датского.

8 января в театре шла «Жизнь Галилея», где те же Высоцкий и Золотухин играли главные роли. На спектакль пришла Марина Влади, причем не одна, а со своей родной сестрой Татьяной, приехавшей в Москву на отдых из Парижа. В перерыве спектакля Влади нашла Золотухина и с явной хитрецой в голосе спросила: «Как идут репетиции, а? Я знаю…» Из этих слов Золотухин понял, что все только и ждут премьеры «Гамлета» с его участием, чтобы потом вволю поиздеваться над его провалом.

На следующий день Высоцкий дал концерт в городе Обнинске Калужской области. Выступление проходило в Доме ученых.

10 января Высоцкий вновь играл «Гамлета», на следующий день — «Вишневый сад».

14 января он дал «квартирник» в доме известного музыканта Святослава Рихтера. Вместе с ним была и Марина Влади, которая вскоре после этого покинула Москву и уехала на родину.

Вскоре после ее отъезда в Театре имени Вахтангова играли премьеру — спектакль о чилийских событиях «Неоконченный диалог». Роль Сальватора Альенде в нем играл Юрий Яковлев, а роль его дочери Тати исполняли попеременно Екатерина Райкина и Валентина Малявина. Во время банкета, который состоялся сразу после завершения спектакля, на состояние Малявиной обратила внимание Белла Ахмадулина (ее муж Борис Мессерер был художником спектакля). Обняв актрису за плечи, она отвела ее в сторонку и внезапно предложила: «Вам надо отвлечься. Поедем к Володе Высоцкому». И Малявина с радостью согласилась, поскольку была в приятельских отношениях с Высоцким еще с начала 60-х.

Когда они вошли в подъезд дома № 28 по Малой Грузинской, их встретил суровый вахтер: «Вы к кому? К этому? К Высоцкому?» — «К нему, к нему», — практически на бегу ответила Ахмадулина, увлекая за собой актрису. Дверь им открыл сам хозяин квартиры. Увидев Малявину, расплылся в широченной улыбке: «Ба, кого я вижу». Обняв и расцеловав обеих, пропустил их в квартиру. А там народу — уйма.

— Боже, Володя, сколько гостей у тебя! — удивилась Малявина.

— Все дороги ведут в Рим! — рассмеялся Высоцкий и попросил: — Сядьте, пожалуйста! Ничего не вижу за вашими спинами.

А видеть он хотел Женю Евтушенко, который читал свою новую работу. Далее приведу рассказ самой В. Малявиной:

«Мы уселись. Я, по счастью, оказалась рядом с Володей. Мне было уютно на низком пуфике. Володя сидел на полу. Мы внимательно дослушали Женю и долго аплодировали ему. Огромная луна тоже слушала Женю. Она прямо-таки ввалилась в комнату и не оставляла нас целый вечер. Я рассматривала дивные портреты Марины Влади (она к тому времени уже вернулась с сестрой в Париж. — Ф. Р.), обернулась и увидела фотографию Валеры Золотухина. Володя сказал:

— Я люблю Валеру. И еще Ваню Бортника.

Женя Евтушенко попросил Володю спеть:

— Володя, прошу тебя! Что-нибудь из своей классики.

И Володя запел «Кони». Он пел стоя и глядел в окно на сумасшедшую луну. Меня трясло…

Володя сказал мне:

— Пойду позвоню Марине. Идем со мной.

Мы пришли в другую комнату. Большой письменный стол у окна, напротив — постель, телефон на полу.

Помолчали. Володя говорит мне:

— Только что заступился за тебя. Одна актриса… не важно кто… там, в комнате, сказала, что ты пьешь. Я спросил ее, словно не знаю тебя:

— А книжки она читает?

— Да… и много, наверное, — ответила актриса.

— Говорят, она рисует? — интересуюсь я.

— Да-да, я видела ее работы.

— Она что-то сочиняет-пишет? — продолжаю я.

— Говорят, — отвечает.

— Играет много в театре… и хорошо, — наступаю я.

— Да-да, много… и хорошо, — соглашается она.

И тогда я спросил ее:

— А когда же она пьет?

Мы расхохотались, и Володя стал звонить Марине в Париж. Я повернулась к столу. На столе лежали совсем новые стихи Высоцкого, записанные простым карандашом. Он предложил мне почитать их. Стихи о больном человеке, о срыве, который с ним приключился. Мне думается, они были написаны Володей после гастролей в Болгарии, где он плохо себя чувствовал.

Володя дозвонился Марине. Нежно, очень нежно говорил с ней. Потом спросил:

— Ну, что стихи?

— Страшно.

— Да. Это все страшно. Очень страшно. Лучше расскажи мне о Румынии.

— Что, Володя, рассказать? В Румынии было хорошо! Сару Монтьель любил Ион Дикисяну. Меня — Флорин Пиерсик. (В середине 60-х Малявина снималась в Румынии в фильме «Туннель». — Ф. Р.)

— А Марину? (Она снималась там же в фильме «Безымянная звезда». — Ф. Р.)

— Кристи Авраам.

— Действительно, здорово.

Мы вернулись к гостям. Пили красное французское вино. Беседовали. Постепенно гости расходились.

— Не уходи, — попросил меня Володя.

Я ушла под самое утро, чуть ли не последней. Когда прощались, он сказал: «Помни… мало ли что… Я тут как тут… Я твой дежурный».

22 января Высоцкий выступил с концертом в дубнинском ДК «Мир».

23 января он съездил в Ивантеевку, где дал двухчасовой концерт в Доме культуры «Юбилейный». На следующий день играл в «Жизни Галилея».

25 января Высоцкому исполнилось 38 лет. Никаких торжеств по этому случаю в стенах родной ему «Таганки» устроено не было, но те, кто хорошо относился к имениннику, поздравили его от всей души. Сам Высоцкий по этому случаю тоже подготовил подарок: приволок в театр магнитофонные записи своих песен, которые он минувшим летом напел во Франции в сопровождении оркестра. Практически всем присутствующим услышанное понравилось. Высоцкий тоже ходил гордый и хвастался: дескать, если на родине не хотят выпустить его диск, то французы это сделают без всяких оговорок.

26 января Высоцкий дал еще один концерт в Ивантеевке. А на следующий день играл в «Гамлете».

Между тем в Москве проходят гастроли популярного французского певца Максима ле Форестье. 28 января в Театре эстрады состоялся его очередной концерт, который почтили своим присутствием многие знаменитости, в том числе и Высоцкий. Между тем перед концертом его познакомили с Верой Савиной — давней приятельницей ле Форестье. Высоцкий принялся расспрашивать ее о французе, сказал, что в Париже у него не получилось познакомиться с Максимом и вот сегодня он хочет это упущение исправить. Стал просить Веру помочь ему в этом. А та смотрела на него и никак не могла взять в толк, кто (!) перед ней. Ей представили Высоцкого просто как Володю, а с его творчеством она практически была не знакома. И только в конце разговора, по каким-то косвенным причинам она наконец догадалась, с кем разговаривает.

После концерта Вера и Высоцкий, в компании еще нескольких человек (среди них была и французская актриса Катрин Денев) и самого ле Форестье, отправились на ужин к французскому послу. Волею случая, Вера, Высоцкий и Форестье оказались за одним столиком. Именно это обстоятельство и помогло нашему герою познакомиться с заезжей знаменитостью. Далее почитаем воспоминания самой В. Савиной:

«На столе было красное вино, которое очень сближает. На вечере собралась в основном актерская публика. Был там Андрей Смирнов, который снял „Белорусский вокзал“, была актриса Микаэла Дроздовская. А в целом было достаточно неинтересно. Французские чиновники, скучающие в Москве, пригласили к себе скоморохов. Даже при всем уважении и почитании, которым они старались окружить актеров, все равно чувствовалось, что это люди из очень разных миров и к тому же говорящие на разных языках.

С Высоцким на вечере был связан один любопытный эпизод. Присутствовавшая там же чья-то дочка или женушка, которая выпила неприличную дозу спиртного, стала приставать к нему с воспоминаниями о том, что когда-то в ее отсутствие Высоцкий был у них дома в большом подпитии и разбил всю хрустальную посуду. И вот тогда меня впервые поразило то, что он ей ответил не просто резко, а так грубо, что если бы в тот момент она не была столь сильно пьяна, то после этого она могла бы надолго впасть в глубокую депрессию. Это кошмарное выяснение продолжалось до тех пор, пока ее не увели с вечера.

Затем мы поехали в мастерскую к Белле Ахмадулиной, и там он впервые пел. То есть как впервые? Впервые я слышала его пение. Должен был подъехать и Булат Окуджава, но так и не приехал, тем самым разорвав интересную цепочку, которая уже начала выстраиваться. Дело в том, что Максим ле Форестье мечтал познакомиться с Окуджавой (он пел в концерте его песню «А как первая любовь — она сердце жжет…»).

А потом Белла читали стихи. И пел Высоцкий, а пел он «Не помогла мне ни Верка, ни водка…» Максим с удивлением уставился на меня: «Вы с ним знакомы? Тебе песню посвятил?» А я: «Представь себе, что не мне, что мы не были знакомы до этой встречи».

Потом мы поехали домой к Высоцкому и просто до утра сидели и разговаривали. Конечно, больше разговаривали они. Там тоже интересный эпизод произошел. Даже не знаю, как его назвать. Как и все французы, Максим пытался научить нас, как правильно жить. И тут у нас произошло размежевание сил: я с Высоцким против Максима. Максим даже обиделся, когда его назвали наивным…»

Тем временем Александр Митта практически завершил съемки «Арапа Петра Великого». С 8 января начался монтаж ленты, однако ряд эпизодов еще предстояло доснять. Так, 29 января возле Новодевичьего монастыря прошли съемки эпизода «каток с фейерверком». Сцена выглядела впечатляюще: в ночное небо взлетали десятки салютов, огромная массовка изображала ликующую толпу. Царь Петр (Алексей Петренко) в сопровождении свиты шел по берегу скованного льдом пруда. В этот миг ему навстречу вышли арап (Владимир Высоцкий) и его невеста (Ирина Мазуркевич), чтобы просить у императора благословения на свадьбу. Учитывая, что до этого царь сильно осерчал на Ганнибала, у последнего оставались сомнения относительно благосклонности императора. Но тот был в добром расположении духа. Обняв арапа, царь молвил: «Молчи, а то опять поссоримся». Этому эпизоду суждено будет стать финалом фильма.

Вечером 29 января Высоцкий играл на сцене «Таганки» в «Вишневом саде».

В начале февраля с души Высоцкого упал камень — Золотухин признался ему, что играть Гамлета вместо него не будет. Это признание вырвалось у коллеги невольно: вечером, после «Вишневого сада», Высоцкий подвозил его на своей иномарке домой и пообещал, что уйдет из театра, если Валерий выйдет вместо него в роли Гамлета. Тут Золотухин возьми и скажи: «Премьеры не будет». Сам он так объясняет свое решение: «Не потому, что я озабочен его (Высоцкого. — Ф. Р.) огорчениями. Хотя и ими тоже… «Гамлет» — авторский спектакль. Петрович (Ю. Любимов. — Ф. Р.) делит с ним успех фифти-фифти. Он играет сейчас грандиозно. Спектакль и пьесу, и роль, и ситуацию он обмял, натянул на себя, и тут — многое за него. Все намекают, что я не должен был по-человечески соглашаться, нельзя потакать в себе низменным интересам…»

4 февраля Высоцкий выступил с концертом в химкинском ДК «Родина».

Воскресным днем 8 февраля в Театре на Таганке должен был идти спектакль «Вишневый сад». Однако собравшимся у театра зрителям объявили, что спектакль отменяется из-за болезни одного из исполнителей — Высоцкого. Что это за болезнь — никому, естественно, объяснять не стали. А люди сведущие догадались — премьер опять запил. Это была правда, но не вся. Накануне спектакля Высоцкий умудрился еще сильно подвернуть ногу. Все как в известном фильме: поскользнулся — упал — очнулся — гипс. Запил же он от переживаний, которых было выше крыши: тут и ситуация с «Гамлетом», и неудовлетворенность «Арапом», да еще добрые люди донесли, что Эфрос надумал заменить его в «Вишневом саде». На роль Лопахина предполагалось пригласить Валентина Гафта из театра «Современник».

Однако срыв Высоцкого продолжался недолго. Зная о том, что Любимов готовит ему замену в «Гамлете», а Митта рвет и мечет на съемках «Арапа», он берет себя в руки. 10 февраля актер объявляется на съемках «Арапа» и, несмотря на то что хромает, снимается в коротеньком эпизоде из пролога фильма, где арап храбро сражается на поле боя. После съемок он едет в Дубну, и дает концерт в тамошнем Дворце спорта.

Три дня спустя Высоцкий приезжает в театр, чтобы вечером выйти на сцену в роли Гамлета. Выглядит он неважно: красные воспаленные глаза, хромота. Но спектакль отыграл на «отлично». Речи об уходе из труппы он уже не заводит.

Поскольку работать вполсилы он не умел, а здоровье у него уже было не богатырское, спустя несколько дней после его включения в работу Высоцкий вновь почувствовал себя плохо. Как результат: 16 февраля его положили в Склиф с подозрением на инфаркт. К счастью, этот диагноз не подтвердился, однако врачи настоятельно порекомендовали артисту сбавить обороты своей деятельности. Иначе, сказали, труба. Артист обещал прислушаться к этим рекомендациям. В больнице он пробыл три дня.

В воскресенье, 22 февраля, поздно вечером (в 22.00), в Театре на Таганке шел спектакль «Антимиры». Как вспоминает В. Смехов, представление прошло на самом высоком уровне: даже Высоцкий, который еще не успел оправиться от болезни, играл на пике вдохновения. После спектакля в кабинет Любимова заглянул скульптор Эрнст Неизвестный. Выразил восхищение увиденным и тут же с грустью сообщил, что вынужден эмигрировать за границу. А чтобы у хозяина кабинета осталась хоть какая-то память о нем, тут же набросал на куске ватмана рисунок.

Отметим, что еврей Неизвестный, как и большинство его соплеменников, местом проживания выберет не Израиль, а США, поскольку там во-первых, было безопаснее, и во-вторых — можно было найти подходящую его профилю работу. А вообще в том 74-м еврейская эмиграция из СССР несколько сбавит свои обороты — из страны уедет 20 тысяч человек (в прошлом году таковых было 35 тысяч). Как отметят тогда многие налюдатели, чем шире распахивались ворота выезда, тем меньше еврейского становилось в потоке отъезжантов. Это уже были не те «идеалисты», которые ехали «помогать Израилю». Теперь их сменили «рационалисты» — те, кто готов помочь Израилю, но не сближаясь с ним, так сказать, на расстоянии. Эти люди оседали в Европе или в США и уже оттуда помогали Израилю, как материально (деньгами), так и идеологически (шумя по поводу «советского антисемитизма»). Как напишет чуть позже А. Солженицын:

«Итак, поток просто — массовый побег от трудной советской жизни в легкую западную, по-человечески вполне понятный. Но в чем же тогда „репатриация“? и в чем „духовное превосходство“ тех, кто решился на выезд из „страны рабов“? Советские евреи, добившиеся эмиграции, в те годы звонко возглашали: „Отпусти народ Мой!“. Но это была — усеченная цитата. А в Библии сказано: „Отпусти народ Мой, чтоб он совершил мне праздник в пустыне“. Но что-то много отпущенных поехали не в пустыню, а в изобильную Америку…».

Но вернемся к хронике событий начала 76-го.

Днем 24 февраля Высоцкий выступил с концертом в одном из столичных НИИ. А вечером играл в «Жизни Галилея». Как пишет В. Смехов: «Высоцкий на служебном входе собирает оброк с поклонников. Это всегдашняя обаятельная декорация Володи при служебном входе: цветы, рулоны, книги, конверты, бутылки и т. п. Он полусумрачно (чтоб не обнаглели) благодарен…»

А в Москве в те дни проходит очередной съезд КПСС — 25-й по счету. Распорядок дня делегатов высшего форума коммунистов выглядел следующим образом: утром и днем они проводили в КДС, слушая прения по докладу Брежнева, а вечером их вывозили на различные культурные мероприятия. Так, в пятницу, 27 февраля, несколько сот депутатов погрузили в «Икарусы» и повезли в Театр на Таганке, на спектакль «Гамлет». Руководство театра и актеры находятся в нервном возбуждении, поскольку понимают: стоит где-нибудь допустить промах — и театр могут ожидать новые неприятности. А тут как назло у главного исполнителя — Высоцкого — болят почки, да еще он неудачно рванул паховую мышцу. Но роптать бесполезно — замены-то нет. В итоге спектакль был отыгран нервно, однако делегаты-зрители остались довольны увиденным.

Вообще это было характерное для тех времен событие: чтобы делегатов партийного съезда привезли не в благонадежный театр, а именно «Таганку» (фрондерский театр), и не на какой-нибудь патриотический спектакль (вроде «А зори здесь тихие…»), а именно на «Гамлета», где под «Данией-тюрьмой» подразумевался тот самый Советский Союз, который съездовские делегаты должны были всячески восхвалять. Однако на дворе была разрядка и высшее советское руководство в целях развития плюрализма и демократии готово было идти и на такого рода эксперименты. Естественно, что сами артисты (да и многие делегаты) относились к подобным играм с иронией, поскольку большой веры в «светлое будущее» у них не было. Было лишь ощущение некой игры, в которую обе половины советской элиты (партноменклатура и интеллигенция) продолжали играть, дабы у общества создавалось впечатление, что наверху все в порядке, все путем.

Тем временем начало весны принесло Высоцкому приятное известие. В течение нескольких недель он пребывал в неизвестности относительно того, разрешит ему ОВИР или нет выехать в ближайшее время во Францию. А выехать ему, ох, как хотелось: измученный событиями последних месяцев донельзя (скандалы в театре, на съемочной площадке, болезни и прочая, прочая), он рассчитывал хотя бы за границей отдохнуть и развеяться — они с женой намечали совершить круиз на теплоходе. Но ОВИР, как будто специально, тянул с ответом. И вот, когда уже казалось, что положительного ответа им не дождаться, случилось чудо: 2 марта «добро» на выезд было получено. У обоих как гора с плеч свалилась.

Кроме этого, для Высоцкого начало марта ознаменовалось еще одним приятным событием: с 1 марта на экраны столичных кинотеатров вышел очередной фильм с его участием — «Единственная» Иосифа Хейфица. В нем Высоцкий играл небольшую роль руководителя хорового кружка и исполнял песню «Погоня» («Во хмелю слегка…»). Не будет преувеличением сказать, что во многом именно присутствие Высоцкого подогревало интерес зрителей к фильму. На многих афишах к «Единственной» имя Высоцкого специально было выведено крупными буквами. В итоге эта мелодрама соберет весьма внушительную кассу: ее посмотрит 33,1 миллиона зрителей (лидер проката «Табор уходит в небо» наберет 64,9 млн).

5 марта завершил свою работу XXV-й съезд КПСС. В тот день состоялось его последнее заседание, после чего собрался Пленум ЦК КПСС, который избрал новый состав Политбюро. В него вошли практически все члены старого, за исключением одного человека — Дмитрия Полянского. Его сняли с поста министра сельского хозяйства и вскоре отправили послом в Японию. Как мы помним, дочь Полянского Ольга была тогда супругой актера Театра на Таганке Ивана Дыховичного, у которого одно время жили Высоцкий с Влади. В тот день, когда Полянского вывели из Политбюро, они тоже были у них. Вот как об этом вспоминает М. Влади:

«Обед, поданный в восхитительном фарфоровом сервизе эпохи Екатерины II, действительно ни в чем не уступал царскому: голуби в сметане, икра и самые тонкие закуски. Нам всем было грустно: во-первых, приходилось расставаться, но главное, в то утро наша подруга сообщила нам с искаженным лицом: „Мой отец освобожден от должности и выведен из состава Политбюро“.

Все мы знали, что для них золотые денечки закончились…»

6 марта Высоцкий дает сразу два концерта для студентов и преподавателей МВТУ имени Н. Э. Баумана в Москве.

14 марта он работает, что называется, не покладая рук. Сначала дает сразу три концерта в Чкаловском Московской области, в тамошнем гарнизонном Доме офицеров. Затем мчится в город Жуковский, где его слушателями становятся космонавты. Затем, приехав домой, он всю ночь поет песни для своих близких и друзей, среди которых: Марина Влади, Всеволод Абдулов, Играф Иошка, И. Данилов, Д. Шушкалов и др.

Вечером того же дня, 15 марта, Высоцкий занят в спектакле «Гамлет».

Между тем ситуация с этим спектаклем вновь непонятная. Несмотря на все заверения Золотухина отказаться от роли Гамлета, он этого так и не сделал. Во многом под давлением Любимова. Утром 26 марта состоялась репетиция спектакля с новым составом: роль принца датского в нем исполнял Золотухин, новыми были исполнители ролей Короля, Лаэрта и др. Здесь же присутствовал и старый Гамлет — Высоцкий. Он сидел в зале и молча наблюдал за тем, что происходит на сцене. Чувствовал он себя, судя по всему, не очень весело. Именно поэтому сразу после репетиции он пришел в гримерку к Золотухину, чтобы расставить все точки над «i». Разговор получился незлобивый, о чем можно судить по дневникам Золотухина. Высоцкий сказал следующее:

— В своей жизни я больше всего ценил и ценю друзей… Больше жены, дома, детей, успеха, славы… денег — друзей. Я так живу. Понимаешь? И у меня досада и обида — на шефа главным образом. Он все сводит со мной счеты, кто главнее: он или я, в том же «Гамлете». А я — не свожу… И он мне хочет доказать: «Вот вас не будет, а „Гамлет“ будет, и театр без вас проживет!» Да на здоровье… Но откуда такая постановка? И самое главное, он пошел на хитрость: он выбрал тебя, моего друга, и вот, дескать, твой друг тебя заменит… Я не боюсь, что кто-то лучше сыграет, что скажут: Высоцкий хреново играл, а вот как надо. Мне было бы наплевать, если бы он пригласил кого угодно: дьявола, черта… Смоктуновского… но он поставил тебя… зная, что ты не откажешься… зная твою дисциплинированность, работоспособность и т. д.

Золотухин пытался оправдываться, даже высказал предположение, что «Гамлет» в его исполнении ждет провал. На что Высоцкий заметил:

— Нет, Валерий, ты не провалишься… Золотухин — Гамлет, новая редакция — ажиотаж будет… Единственно скажу, может быть, неприятное для тебя… Будь у тебя такой спектакль, шеф бы ко мне с подобным предложением не обратился бы, зная меня и мою позицию в таких делах. Но… я уважаю твой принцип: ты всегда выполняешь приказ, играешь то, что дают… не просишь никогда… Надо — надо, и честь имею…

Золотухина эти слова обнадежили. Ему очень не хотелось, чтобы они расстались врагами, тем более что через несколько дней Высоцкому предстояла очередная полуторамесячная отлучка — он уезжал за границу. И они разошлись вполне дружелюбно.

28 марта Высоцкий дает концерт в Дубровицах Подольского района в ДК ВИ животноводства.

Утром 31 марта Высоцкий и Влади выехали на своей иномарке из столицы. Им предстоял длинный путь сначала до Бреста, а оттуда через Польшу и сопредельные страны во Францию. Впрочем, этот маршрут им был уже хорошо известен — двигались они по нему не в первый раз. Высоцкий был в хорошем расположении духа, несмотря на то что последние события в родном театре вселяли в него мало оптимизма. Однако впереди его ждал полуторамесячный отпуск, во время которого он собирался совершить круиз на океанском лайнере.

В Минске супруги навестили писателя Алеся Адамовича, и он вручил им в подарок свою книгу — «Хатынскую повесть». Это по ней чуть позже Элем Климов задумает снять фильм «Иди и смотри», но с первого раза эта затея не удастся — цензура не допустит, и фильм будет снят лишь в первой половине 80-х.

Из Кельна Высоцкий послал маме, Нине Максимовне, веселую открытку: «Мамуля! Мы тут обнаглели и шпарим по-немецки — я помню только одну фразу и везде ее употребляю. Целую. Вова». Спустя несколько дней супруги были уже в Париже, откуда вскоре должны были отправиться в круиз по маршруту Мадейра — Канары — Португалия — Марокко.

Между тем в среду, 14 апреля, в просмотровом зале Госкино высокое начальство принимало фильм Александра Митты «Арап Петра Великого». В зале вместе с автором фильма находились главный редактор «Мосфильма» Нехорошев и один из зампредов Госкино. Перед началом просмотра режиссер, как и положено, находился в сильном волнении, поскольку всерьез опасался, что фильм может вызвать монарший гнев в отдельных эпизодах. И хотя в отличие от той же климовской «Агонии», которую на «Мосфильме» зарубили, фильм Митты исследовал эпоху более далекую, но аналогии с сегодняшним днем все равно могли напрашиваться. Так и вышло.

Едва в зале зажегся свет, как зампред обрушил на режиссера град претензий. Описывать их все я не стану, назову лишь самые существенные. Так, Митте было приказано вырезать несколько эпизодов с участием царского шута Балакирева (прекрасная роль Михаила Глузского). В частности, под ножницы попала сцена, где арап приходил к шуту с просьбой о защите его перед царем, а Балакирев ему объяснял, что ничем не может ему помочь: дескать, мне хоть и дозволено говорить правду, но тоже не всегда. В этой сцене зампред обнаружил прямые аллюзии между царской властью и нынешней.

Также сокращению подлежали и сцены с карликами. Из истории известно, что у Петра Великого было 86 карликов, которые изображали сенат. Чтобы получить допуск к царю, надо было сначала согнуться в три погибели, наговорить карлику кучу любезностей и, взяв его на руки, как ключ к государеву сердцу, нести перед собой. Митта этот факт изобразил в своем полотне, правда, из 86 карликов у него в кадре фигурировали только восемь. Но зампреду и этих хватило выше крыши. Кадры с карликами вызвали в нем еще большее отторжение, чем с шутом. «Это что же, намек на то, что самые маленькие становятся самыми главными? Да у нас в Политбюро все…» — тут зампред запнулся, вовремя осознав, что ляпнул что-то лишнее. После некоторой паузы он сказал, как отрезал: «Карликов тоже убрать!» Также он потребовал сменить и название фильма: «У тебя ведь комедия? Вот и назови фильм соответственно жанру и Пушкиным не прикрывайся».

Никаких возражений со стороны Митты не последовало, поскольку никаким особенным борцом с системой он не был. Для многих это стало понятно еще в 68-м году, когда он работал над фильмом «Гори, гори, моя звезда» и Госкино запретило ему снимать в главной роли Ролана Быкова, хотя съемки с ним уже начались. Вызвано это было тем, что Быков активно бился за выход другого фильма с его участием — «Комиссара» (1967) А. Аскольдова (фильм был положен на полку как «проеврейский», что после арабо-израильской войны июня 67-го было воспринято как идеологическая крамола). Быков тогда сильно обиделся на Митту, поскольку тот, по его мнению, легко от него отрекся. Вот и Высоцкий, когда узнал о том, что Митта согласился со всеми поправками к «Арапу» (даже название фильма сменил), также обиделся на режиссера, и с тех пор их некогда теплые отношения стали холодными.

Однако обида Высоцкого во многом была надуманна, поскольку его собственная позиция тоже была уязвима. Да, в среде широких масс он продолжал считаться этаким борцом с косным брежневским режимом, однако на самом деле борьба эта была всего лишь игрой в поддавки, причем в роли поддающегося выступал режим. По сути же им была куплена почти вся интеллигенция (в том числе и либеральная), посредством рублевых подачек (а денег у власти теперь было много, так как их приток обеспечивала нефть), а также некоторым ослаблением идеологических репрессий, что выразилось в том, что «игра в фигушки» была оставлена как главная забава для либеральной интеллигенции (державники этим делом брезговали).

О купле-продаже советской интеллигенции (а также народа) за «нефтяные деньги» Высоцкий в 76-м написал песню, которая должна была войти в картину «Вооружен и очень опасен» (о фильме подробно речь еще пойдет далее). Она называлась «Это вовсе не френч канкан…», где современные «уши», что называется, стояли торчком:

«Нефтяными» деньгами режим в какой-то мере стабилизировал ситуацию в стране, заручившись лояльностью многих из тех интеллигентов, кто еще совсем недавно мастерил «фиги» в своих произведениях. Высоцкий, кстати, тоже имел свой «навар» с этих денег, но они ему, судя по всему, жгли руки, о чем он и пел в своем «Не френче канкане»:

Высоцкий хлестко бичует всех тех, кто купился на эту приманку, заявляя, что «куплен этот фонтан с потрохами весь, ну а брызги летят между вами здесь». Тех же, кто еще на него не купился, он предупреждает: «А ворота у входа в фонтан — как пасть, — осторожнее: можно в капкан попасть!..» Однако тех, кто увернулся от этих «брызг», в стране не так уж и много — он почти всех накрыл. Поскольку, как верно замечает Высоцкий: «Если дыры в кармане — какой расчет?! Ты утонешь в фонтане — другой всплывет».

Отметим, что именно «нефтяная игла» в скором будущем погубит СССР. Дело в том, что, когда все только начиналось (а нефть стала «мировым товаром» с 1968 года), Советский Союз умудрялся и нефть на Запад гнать, и свое производство развивать. Однако именно со второй половины 70-х, ошалев от нефтяных прибылей, советское руководство станет все больше надеяться на них в ущерб развитию собственного производства. Тогда в высшем советском руководстве боролись две концепции экономического развития: первую отстаивал председатель Совета министров СССР Алексей Косыгин и близкие к нему деятели из «русской партии» (Кирилл Мазуров, Петр Машеров, Владимир Долгих, Константин Катушев) — сутью этого пути было развитие перерабатывающих отраслей, особенно в азиатском регионе страны, то есть на базе имеющихся там природных и трудовых ресурсов. Вторую концепцию отстаивали «украинцы» (Брежнев, Подгорный, Кириленко, Черненко, Тихонов, Щербицкий), которые предлагали именно развитие сырьевых отраслей. Победили в итоге последние, поскольку этот путь давал более быстрый эффект, чем косыгинский (там требовались крупные, долгострочные капиталовложения). К чему привел этот выбор, мы теперь знаем: к середине 80-х прибылями от нефти в СССР заменят фактически всю экономику. А ведь мировые цены на «черное золото» зависят от игры на бирже. Вот этой игрой и воспользуются американцы: в 85-м договорятся с саудовцами и обрушат цены на нефть до критической отметки. С этого момента и начнется финальный этап в деле развала СССР.

Последнего события Высоцкий уже не застанет. Но его песня «Это вовсе не френч канкан…» переживет своего создателя и окажется весьма актуальной в наши дни — в годы пресловутой путинской стабильности (2001–2008 гг.), когда шальные «нефтяные деньги» опять с головой накроют страну, снова превратив ее в нефтяного наркомана. Затем «лафа» закончится и начнется «ломка» — мировой финансовый кризис. Впрочем, это уже совсем другая история.

И вновь вернемся в год 76-й.

15 апреля по ЦТ показали фильм с участием Владимира Высоцкого. Но большой радости у его поклонников этот показ не вызвал: во-первых, участие актера в нем было минимальным (всего несколько секунд в кадре), во-вторых — сколько же можно показывать одно и то же. А показали в тот день фильм «Сверстницы».

Сам Высоцкий далек от всей этой темы — с 18 апреля он вместе с Мариной Влади совершает круиз на лайнере «Белоруссия». В Монте-Карло они специально идут в казино, поскольку оба ни разу в подобных заведениях не были (у Влади отец был заядлым игроком, но сама она всегда боялась заразиться его азартом). Понаблюдав несколько минут за игрой, Высоцкий наконец решается сделать ставки. Он бросает крупье все свои жетоны и просит поставить их на цифру «три». Но поскольку говорит он с акцентом, крупье его не понимает и ставит на другую цифру — «тридцать три». Но эта ошибка играет на руку Высоцкому — он выигрывает. Как пишет М. Влади:

«Ты рычишь от восторга, к удивлению присутствующих. Крупье сгребает жетоны и продвигает их к тебе. Ты протягиваешь руку, чтобы поставить всю эту кучу на другой номер, но я хватаю тебя за ремень и с силой тяну назад. Рассерженный, ты отбиваешься, но сил у меня много, и я вытаскиваю тебя из зала, уговаривая, что пусть этот ход лучше будет первым и последним, что это и так слишком шикарно — сразу выиграть столько денег в первый же раз. Кассир выдает тебе пачку разноцветных купюр, и ты выходишь из казино, держа выигрыш в руке, как букет цветов. Портье тебя поздравляет, ты счастлив, у меня отлегло от сердца…»

Тем временем Александр Митта в поте лица трудится над поправками к фильму «Сказ про то, как царь Петр арапа женил». Он уже вырезал сцену разговора арапа с царским шутом Балакиревым и теперь кромсает эпизоды с участием карликов. Выглядит это забавно: редактор просматривал материал и, заметив в кадре карлика, восклицал: «Вот карлик пробежал, вот еще один». После чего рука монтажера бралась за ножницы и карлики летели в корзину. В итоге ни одного эпизода с их участием в картине не осталось.

Однако если до «Арапа» Высоцкому дела было мало, то судьба «Гамлета» продолжала его волновать. И здесь ситуация складывалась в пользу артиста. 30 апреля Золотухин записал в своем дневнике, что спектакль «Гамлет» в новой редакции, видимо, накрылся. Любимов увлечен выпуском другого спектакля — «Обмен» по Ю. Трифонову, к тому же режиссер «Гамлета» Ефим Кучер принял решение уехать из страны. Свое резюме по этому поводу Любимов уместил в несколько слов: «Надо работать, такую роль репетируют годами, а вы быстро хотите в дамки все…»

В апрельском номере звукового журнала «Кругозор» (№ 4) была помещена пластинка с двумя балладами Владимира Высоцкого из фильма «Бегство мистера Мак-Кинли». Здесь же была размещена и небольшая заметка о нем. Событие из разряда сенсационных: это было первое попадание Высоцкого в это популярное в народе издание.

Последний месяц весны также начался с радостного для поклонников Высоцкого события: 3 мая в прокат вышла совместная советско-югославская военная драма режиссера Владимира Павловича «Единственная дорога», где он играл пусть и небольшую роль (советского военнопленного Солодова, который в итоге погибает), зато в течение почти пяти минут пел с экрана свою собственную песню. Ту самую, с подтекстом, где говорилось о том, что «нас обрекли на медленную жизнь — мы к ней для верности прикованы цепями».

7 мая по ЦТ была показана «Кинопанорама», в которую был включен сюжет о фильме «Бегство мистера Мак-Кинли». В частности, был показан отрывок, где Высоцкий исполнял песню в образе уличного певца Билла Сиггера. Как видим, промоушн этой ленте и участию в ней Высоцкого власти устроили хороший: тут тебе и журнал «Кругозор», и «Кинопанорма». Плюс о нем еще много писали в различных СМИ, правда, в основном либерального направления (вроде журнала «Советский экран»).

15 мая Высоцкий объявился в Москве. Выглядел он прекрасно: загоревший и посвежевший. Кроме того, на родину он вернулся на новом «железном коне» — «Мерседесе-350» цвета голубой металлик. В те годы в столице огромной страны машин такой марки было всего несколько, и почти все у представителей высшего света: у министра внутренних дел Николая Щелокова, шахматиста Анатолия Карпова и актера Арчила Гомиашвили.

Вообще автомобильная тема занимала в жизни Высоцкого не последнее место. Это была та самая отдушина, которой он радовался как ребенок. Влади это прекрасно знала, поэтому всячески потворствовала мужу, полагая, что «чем бы дите ни тешилось, лишь бы не плакало». Видимо, она всерьез считала, что наличие автомобиля в какой-то мере убережет Высоцкого от чрезмерного увлечения «зеленым змием». Но это были напрасные надежды: наш герой даже «подшофе» часто садился за руль, чем, конечно же, создавал опасность не только для себя, но и для окружающих. Об одном из таких случаев рассказывает фотограф Валерий Плотников:

«Неожиданно утром мне позвонил Володя. Странно, что он решил звонить мне в девять часов: „Приезжай ко мне на Малую Грузинскую!“ — „А что стряслось?“ — „Приезжай быстро, ты мне нужен!“

Ну, хорошо, приезжаю и вижу, что в квартире дым коромыслом, причем, судя по лицам бойцов, все продолжается еще со вчерашнего вечера. Пьют, как говорится, по-черному. Володя откуда-то достает полный стакан коньяка: «Он твой! Только ни Володарскому, ни кому другому не давай!» Я в растерянности, он прекрасно знал, что я человек непьющий, да еще за рулем, и, по всему выходило, доверил мне этот стакан охранять. А в ту пору спиртное в магазинах начинали продавать с одиннадцати утра, и то — вино и шампанское, а водку и коньяк — после двух часов. До одиннадцати часов страна просто погибала и страдала! Выручали вездесущие таксисты, у которых можно было достать бутылочку по двойному тарифу, но и таксистов время от времени так прижимали, что они предпочитали не связываться с рисковым бизнесом.

В общем, передвигаюсь я по Володиной квартире со стаканом, делая вид, что пью. За мной по пятам ходят Володарский и другие, у кого спиртное кончилось. Но я охраняю стакан. Через какое-то время подходит Володя и выпивает этот стакан, при том что всю ночь и предыдущий вечер он держался. Но вот сорвался! А что для него стакан — надо еще! А где достать? Володарский говорит, что в бассейне «Москва» (он располагался там, где сейчас воздвигнут храм Христа Спасителя), у банщика, всегда имеется заначка. Все садимся в машины и в десять утра наносим визит банщику. Тот клянется, что у него ничего нет.

Десять ноль-ноль. До открытия целый час! Эдик Володарский уговаривает банщика: «Сто рублей! Двести!» (200 рублей тогдашних примерно равны нынешним 500 долларам). Банщик мчится к какому-то своему знакомому, и вожделенный коньяк находится. В конце концов я уезжаю на съемку, а вечером вновь встречаю Володю со товарищи на квартире у Славы Говорухина. Компания уже никакая. Та самая стадия, когда человек пьет, а в него уже не лезет.

Я пытаюсь достучаться до Володарского: «Эдик, ну прекрати насиловать свой организм, у тебя же в горло не идет!» А он мне: «Чистоплюй! Тебе этого не понять!»

Затем Володя повез Володарского домой на своем небольшом «БМВ». Оба никакие! А Володя гнал по Кутузовскому под двести. Жал на газ, и ему мерещилось, что за ним организована погоня, хотя никаких милицейских машин видно не было.

Я никак не мог понять: какой смысл в заглатывании алкоголя, который даже не идет в тебя? А они мне объясняли: «Это как воздух! Ну попробуй закрыть себе нос и не дышать пять минут!»

Короче, в действие был запущен какой-то чудовищный механизм, который нам, простым людям, не объяснить, не понять. Единственное, что я могу понять: когда ты не можешь заснуть ночью, все время молоточки в мозгу, а ты просто хочешь на какое-то время отключиться, стать нормальным человеком. Черти, образы, рифмы, останьте! Они же преследовали Володю. А выпил, и вроде отстали.

Володя прекрасно понимал, что на все уже нет сил. Жизнь предлагала: «Твори, живи!», — а жить нечем. Наверное, нет ничего страшнее такой ситуации…»

И вновь вернемся к хронике событий весны 76-го.

20 мая Высоцкий играет в «Вишневом саде», 21-го — в «Гамлете», 23-го — в «Жизни Галилея», 29-го — снова в «Гамлете».

В эти же дни кинорежиссер, патриарх советского приключенческого кино Владимир Вайншток (создатель таких лент, как «Дети капитана Гранта», 1936; «Остров сокровищ», 1938; «Всадник без головы», 1973 и др.) на Киностудии имени Горького готовился к съемкам своего очередного фильма — «вестерна по-советски» по рассказам Брета Гарта «Вооружен и очень опасен». Подготовительный период начался 30 марта, и за это время были найдены актеры на основные роли, подобрана натура, утверждена смета. Найден был и композитор — Георгий Фиртич, который однажды уже отметился на ниве «рашен вестерна», написав прекрасную музыку к комедии Леонида Гайдая «Деловые люди» (1963). А вот слова к песням в «Вооруженном» было предложено написать Владимиру Высоцкому. И он с радостью согласился. Так на свет родились семь песен: «Живет живучий парень Барри», «Запоминайте: приметы — это суета», «Не грусти! Забудь за дверью грусть», «Расскажи, дорогой, что случилось с тобой», «Вооружен и очень опасен», «Живу я в лучшем из миров…» и уже упоминавшаяся «Это вовсе не френч канкан…»

Отметим, что это был второй фильм Высоцкого как автора песен на американскую тему. Первым был «Бегство мистера Мак-Кинли». Правда, там речь шла о реалиях современной Америки, а в «Вооруженном и очень опасном» — о временах столетней давности, о Диком Западе. Однако, учитывая общую критическую направленность творчества нашего героя, легко было предположить, что он и здесь не упустит возможности поиздеваться над советским режимом. Но вышло иначе.

Видимо, обжегшись на «Мак-Кинли», он решил умерить свою злость и написал по большей части аполитичные песни, вставив в них легкие «фиги» из разряда социальных. Типа: «все богатство души — нынче стоит гроши — меньше глины и грязи в реке» («Расскажи, дорогой»), «пока в стране законов нет, то только на себя надежда» («Живучий парень») и т. д. Единственным исключением была уже упоминавшаяся выше песня «Это вовсе не френч канкан…», где Высоцкий зашифровал куплю-продажу режимом творческой интеллигенции и народа за «нефтяные деньги» («все течет, изменяется, бьет — не плачь! — кто в фонтане купается — тот богач»).

Режим все эти намеки Высоцкого расшифрует правильно и из семи его песен в фильме оставит только три, причем две войдут туда полностью («Не грусти» и «Вооружен и очень опасен») и одна с сокращениями («Расскажи, дорогой»). Все остальные (в том числе «Это вовсе не френч канкан…») будут из фильма исключены.