"Этгар Керет. Дни, как сегодня" - читать интересную книгу автора

- Поверьте мне, если бы это зависело от меня, я бы убил всех сто
шестьдесят депутатов Кнесета, - продолжал лысый вызывающим голосом.
- Но их только сто двадцать, - еще подлил масла в огонь Давидоф.
- Сначала замочим сорок, - ухмыльнулся лысый, - а когда вместо них
назначат новых, грохнем по всем ста двадцати.
- Я прошу, вас немедленно покинуть кафе, - приказал румын надтреснутым
голосом, его вытянутое лицо было покрыто темной тетиной, которую до этого
никто не замечал.
- Чего ты несешь, дед? - процедил лысый и бросил в рот еще оливку. -
Поговорим немного за политику, а? Мы ведь живем в этой стране, что, теперь и
слова нельзя сказать?
- Я требую, чтобы вы немедленно ушли, - прохрипел румын. Он опирался на
стул, капли пота скатывались по его лбу, покрытому волосками, и исчезали в
густой бороде.
- Сейчас здесь что-то произойдет, - пробормотал господин Миценмахер,
опять пытаясь подняться со своего стула.
- Ладно тебе, Мици, сиди и ешь свое мороженое, пока оно не превратилось
в молочный коктейль, - проговорил Давидоф, возвращая господина Миценмахера
на его место приказным тоном.
- Проблема нашей страны в том, что есть такие типы, как ты, - продолжал
лысый, бросая косточку от оливки в карман фартука румына, - которые привыкли
молчать и хлебать дерьмо. Поверь мне, если бы вы вякнули что-нибудь тридцать
лет назад, сегодня эти продажные не сидели бы в Кнесете.
Спинка стула, на которую опирался румын, сломалась под его весом, но он
остался стоять; немой вопль разрывал ему рот, из которого сочилась слюна.
- Весь этот шахер-махер начался еще тогда. Каждый, кто хоть немного
знает историю, скажет тебе, что Бен-Гурион...
- О-о, - деланно ужаснулся Давидоф.
Румын издал какой-то нечеловеческий вопль, подскочил на месте, впился
зубами лысому в плечо, и через несколько секунд все было кончено.
- Веришь ли, но после истории с тем, который два года назад на Сукот
говорил об эмбарго, я не видел нашего румына таким буйным, - усмехнулся
Давидоф.
- Постыдись, - прикрикнул на него господин Миценмахер и поспешил помочь
румыну, который сидел на полу и, вытирая лицо окровавленным фартуком,
беззвучно выл.
- Не знаю, что со мной случилось, я вдруг сделался настоящим зверем, -
оправдывался румын.
- Это со мной еще с Трансильвании, всегда, когда говорят о
политике... - он начал плакать.
- Я понимаю, я понимаю, - успокаивал его господин Миценмахер и
поглаживал по голове.
- А ты, - он повернулся к Давидофу, который делился впечатлениями с
остальными, сидевшими за его столиком, - похорони этого несчастного беднягу
во дворе.
- Я еще кофе не допил, - попытался отлынить Давидоф, - пусть кто-нибудь
другой закопает его.
Господин Миценмахер вперил в него обвиняющий взгляд.
"Ну ладно, ладно, - поднялся Давидоф со своего стула, - только бы у
меня пятен не осталось на "Ла-Косте[13]" - я купил ее всего лишь неделю