"Реймон Кено. Одиль" - читать интересную книгу автора

Рядом с могилой святого была пушка и специалист, который стрелял из
нее. Как только он видел внизу двух-трех арабов, он тут же прицеливался и
все время мазал. Еще он развлекался, рисуя акварелью на листьях алоэ и
напевая: "Он лгать умел, чтоб утолить нашу безумную тревогу". Мы несли
караул у могилы святого и строили ограждения из камней, чтобы защититься от
скорпионов и змей, но меня интересовал только тот город, до которого мы так
и не дошли.
Война кончалась. Была еще одна атака. Отмечая успехи завоевателей, одна
за другой вспыхивали непокорившиеся деревни. Их яркое пламя напоминало
флажки деревенских кафе, колышущиеся на ветру. На заре несколько зеленых
ракет взметнулось в небо, и специалисты стали обстреливать эти руины,
приобщенные к цивилизации. К концу ночи пламя было сбито. Мы не пошли на
Таберран, город в горах, нас заставили совершить марш-бросок - вот так и
появляются волдыри. Мы пересекали пшеничные поля, а также равнины, покрытые
голубыми цветами, у которых есть какое-то специальное название. Покоренные
берберы продавали изюм, а сержанты предлагали себя их дочерям за кусок
хлеба, по крайней мере хвастались этим. Мы снимались с места почти
ежедневно: в моей памяти остались лишь могила святого и название города.
Потом рота спустилась на дно какой-то лощины, где находилась база снабжения.
Нашим главным занятием оставалось несение караула, но мы еще возили мешки с
зерном и тюки с одеялами, перевязанные проволокой. Мои умственные
способности привели меня на сортировку риса и чечевицы, а ночью я воображал
себя пастухом. Часы, проведенные на посту, тянулись долго и нудно, и, пока я
наблюдал за восходом луны, в загоне бодались бараны, оглашая тишину стуком
рогов. В качестве других достопримечательностей там была дощатая церковь,
которую разрушила буря, и базары, где недавно мы пили перно и которые тоже
снесли. У реки один-два раза в неделю устраивался рынок. Я обожал
заклинателя змей. Он выбирал одну, зубами откусывал голову и обдирал змею,
отделяя куски кожи. Это зрелище стоило путешествия.
Я не знаю, сколько времени я провел в этом месте. Моя бедная память не
хронометр, не кинокамера, не фонограф и не какой другой усовершенствованный
механизм. Она скорее похожа на природу - с провалами, пустынными
пространствами, недоступными уголками, с реками, что текут для того, чтобы
нельзя было войти в них дважды, с чередою света и тьмы. Выставленная на
солнцепеке клетка из колючей проволоки служила тюрьмой. Пленники-рифы еле
передвигались, закованные в цепи, как каторжники, переносили телеграфные
столбы, оступались. Один из них орал всю ночь и умер - говорят, его забили
палками. И это тоже напоминало войну, маленькую войну. Спустя некоторое
время я отправился в Фес, чтобы стать писарем при майоре, который командовал
одним из военных постов в зоне боевых действий. Несмотря на свой невинный
вид, я нашел то, что на армейском жаргоне называется "малиной". Еще двое
избранных сели вместе со мной в грузовик, который должен был отвезти нас в
лагерь Прокос и который отвез нас туда, подняв клубы пыли на изрытой дороге.
Я выучился печатать на машинке. Действительно, тут была "малина". Я не
смог бы как следует объяснить это, не используя множества технических
терминов. Я уже не должен был нести караул вплоть до демобилизации, являться
на смотр, ходить на учения, браться за ружье. Мы были настоящими мелкими
служащими, и единственный раз, когда сержанту взбрело в голову
продемонстрировать нашу боевую готовность во время одной большой церемонии,
мы маневрировали так плохо, что прохождение рядовых спаги[1] и совершенное