"Кэндзабуро Оэ. Лесной отшельник ядерного века " - читать интересную книгу автора

лопнуло мое терпение. Я вскочил, тоже голый, - безобразная должно быть, была
сцена! - и заорал:
- Если ты до двадцати восьми лет ни с кем не спала, и не умеешь этого
делать, и не желаешь научиться, то не лезь к мужчине! Или поищи
какого-нибудь идиота, который сумеет расшевелить тебя!
На следующий день жена отправилась на свою бывшую работу и соблазнила
бывшего своего сослуживца, парня, на несколько лет моложе ее. Она изменяла
мне совершенно открыто, а через некоторое время уехала с любовником в
провинциальный городок. Таким образом, я, защищая свою "свободу", натолкнул
жену на мысль о ее "свободе", и она воспользовалась этой "свободой" на
практике.
Почему же она вернулась ко мне? Я думаю, у этого мужчины тоже в конце
концов иссякло терпение - хотя он терпел ее настолько долго, что они
произвели на свет двух детей, - иссякло под непрекращающимся потоком ее
недовольства, под тяжестью ее сексуальной тирании, и он сбежал в поисках
своей собственной "свободы". Посуди сам, могу ли я его упрекнуть за это?
Тебя, наверно, удивляет другое - почему я принял мою бывшую жену? Может
быть, я, как всегда, принял обрушившуюся на меня действительность с
неизменной улыбкой, с присущей мне покорностью, полный все того же
самоотречения, привыкший бросать мою личную жизнь под ноги любому из жителей
долины?
По правде говоря, в тот момент, когда я увидел жену - она с двумя
девочками вышла из автобуса, курсировавшего между провинциальным городком и
нашим селением, и под взглядами высыпавших из домов жителей, мгновенно
узнавших о ее приезде и сгоравших от любопытства, спокойно, с таким видом,
будто это само собой разумеется, направилась вверх по склону по тропинке,
ведущей к храму, - я совершенно не представлял, что буду делать, и даже
представить не пытался, какую реакцию вызовет ее приезд среди односельчан.
Она, эта средних лет женщина, вместе с двумя маленькими девочками подошла к
дощатой двери главного здания храма, но передумала, завернула за угол и
направилась к сумрачному жилому отсеку, подталкивая и ругая упиравшихся
девочек, исчезла внутри помещения, потом вышла снова и, громкими криками -
что-что, а уж кричать-то она умела, привыкла подавать команды под открытом
небом, когда была учительницей физкультуры, - разогнав толпу зевак, к этому
времени запрудивших весь храмовый двор, встала, уперла руки в крутые бока,
широко расставила ноги на каменных плитах двора и застыла как изваяние на
сквозном ветру, в наступающих сумерках раннего лета. А я за всем этим
безучастно наблюдал, сидя на первой ступеньке лестницы, ведущей на
колокольню.
Так она и стояла, огромная, крепкая, со вздымающейся, как гора, грудью,
с низко опущенной головой, погруженная в какие-то свои мысли. Тут ее позвали
девочки - им, видно, было не по себе в мрачной передней с земляным полом.
"Маман" - пропищали они тоненькими голосами, и это слово, никогда ранее не
звучавшее под небом нашей Долины, буквально потрясло зевак, затаившихся в
тени ограды: толпа разразилась громким хохотом, завыла, заулюлюкала, словно
услышала величайшую на свете непристойность. Мало того, впоследствии это
слово стало самым популярным анекдотом и самым унизительным в Устах местных
жителей оскорблением для вернувшейся ко мне жены и для меня, ее принявшего.
Услышав зов девочек "маман!" и не обращая внимания на вой толпы, она
встрепенулась, вскинула голову, словно приняла какое-то решение, и