"Кэндзабуро Оэ. Лесной отшельник ядерного века " - читать интересную книгу автора

направилась к вашей усадьбе. В былые времена все бы вошли в бревенчатый дом
и начали бы его славить, но дом давно сломали и ничего от него не осталось,
кроме каменного подвала, поэтому духи спустились в подвал, разожгли там
костер и закружились вокруг него в пляске. И огонь и пляска были как нельзя
более кстати - весна еще не вступила в свои права, с бледного неба рушился
колючий ветер и пронизывал насквозь. Потом участники праздника прошли во
флигель и начали нить и есть. Бедняга Гий не был допущен ни к ритуальному
танцу, ни к праздничной трапезе - правда, я сомневаюсь, пролез бы он в своем
громоздком облачении сквозь раздвинутые седзи, - и теперь, разгневанный,
обиженный, жующий на ходу моти, завернутую в бамбуковый лист, заметался по
галерее. Прочие зрители спокойно наблюдали за всем происходящим, и лишь один
Гий не находил себе места. Он заглядывал в гостиную, выкрикивал реплики по
поводу выступлений других духов, а потом направился к каменному подвалу и
вместе с детьми и взрослыми, ожидавшими второй половины празднества, стал
подбрасывать ветки в ярко пылавший костер.
В доме меж тем продолжалось торжественное питие из большой чаши. Так уж
у нас заведено: если праздник, надо потчевать друг друга, потчевать,
несмотря на сильно отощавшие кошельки, несмотря на всеобщее оскудение.
Большая чаша ходит по кругу, и люди, угощая друг друга, самозабвенно
отдаются празднику, наслаждаются праздником, мучаются праздником, истязают
себя праздником до тех пор, пока не упьются вдрызг. Они ведут себя так,
словно праздник - самое важное событие в их жизни, словно еще недавно они не
вздыхали и не жаловались: "Ах, опять праздник!" На этот раз все шло, как
обычно: задолго до праздника начались охи и вздохи, нараставшие по мере
приближения торжественного дня и перешедшие во всеобщий стон накануне -
казалось, люди просто в отчаянии, оттого что кому-то пришло в голову
устроить этот экстренный, внеочередной праздник. Но торжественный день
настал, и все очертя голову бросились в праздничный водоворот и начали без
конца потчевать друг друга, яростно разрушая остатки своего материального
благополучия. Может быть, это не что иное, как взрыв огромного недовольства,
принявший форму массового психоза? Может быть, в этот день жители долины,
веселые, отчаянные и отчаявшиеся, забираются в большую чашу, как в ракету, и
совершают массовый побег, оторвавшись от мрачного притяжения повседневной
жизни и устремляясь в еще более мрачное "куда-то"?...
И вот, когда за праздничным столом ходила по кругу большая чаша, во
дворе произошло страшное событие. Отшельник Гий, которому не разрешили
принять участия в ритуальном танце, теперь, приблизившись к костру, ярко
пылавшему на дне каменного подвала, почувствовал себя хозяином положения.
"Официальные духи", занятые трапезой, ему не мешали, и он, одинокий лесной
дух, начал свой собственный дикий танец. Дети и зеваки из предместья
всячески его подзадоривали, и он кружился все быстрее, подпрыгивая, как
огромный, облепленный листьями мяч, и размахивая бамбуковой пикой. Чувствуя
себя в центре внимания, возбуждаясь все больше и больше, Гий начал
выкрикивать громким, хриплым, не совсем еще свободным от гневных ноток
голосом слова своей фантастической проповеди:

...Когда во всех городах, во всех деревнях
гибнут люди, домашние животные и культурные растения,
в лесу происходит поразительное обновление жизни.
Мощь леса растет,