"Роберт Кемпбелл. Волшебник Хуливуда ("Хуливуд" #4) " - читать интересную книгу автора

грудь покойнику полотенце. Выглядело все так, словно мертвеца выкрасили в
красный цвет крупной кистью.
Вальц направил на тело струю воды под точно и тщательно выверенным
углом - чтобы она не разбрызгалась. Он так и не заметил, что в горло Кении
Гочу впился стальной крючок.

Глава шестая

Есть города, полные обещаний, обольщений, соблазнов: грифельные доски,
по много раз исписываемые письменами надежды, которые затем затирают или
попросту стирают, в результате чего над всей доской стоит пыль
раскрошившегося мелка, лишь мало кому из нас удается прочесть на этой доске
давным-давно стертые с нее письмена; слишком уж озабочен каждый собственным
повседневным существованием, которое, как ему искренне кажется, затянется
еще на тысячу лет.
Боско Силверлейк знал и помнил все стертые с доски истории и он
понимал, что происходит, когда пересказываешь их заново и, в особенности,
когда над ними задумываешься.
Однажды, давным-давно, он был влюблен в малолетнюю проститутку и
потерял руку под пулей, выпущенной ее сутенером. Но в подлинного калеку
превратило его вовсе не это увечье. Тот факт, что его возлюбленная
разрыдалась над трупом своего сутенера (которого Боско сумел достать и убить
целой рукой), разорвал ему сердце. Поэтому, когда у него - а такое изредка
случалось - спрашивали, при каких обстоятельствах он лишился руки, Боско
отвечал по-разному: то будто он потерял ее во Вьетнаме, то в автоаварии, то
в пьяной драке в малайском борделе... Истинную историю он предпочитал
держать при себе.
И если кому-нибудь вздумалось бы спросить у него совета, он посоветовал
бы принимать вещи такими, каковы они есть, а скверные истории - забывать
или, во всяком случае, не припоминать в присутствии посторонних.
Канаан управился с гамбургером и с бобами, запил все это тремя чашками
кофе и вновь отправился на улицу - в поисках информации, а главным образом,
заблудших душ, которые следовало спасти.
Боско заметил, как мрачно Свистун поглядывает в окно, и ему стало ясно,
что погожий денек потерял для его друга все свое очарование.
- Больше никогда, - пробормотал Свистун. -Больше никогда.
Боско поспешил к нему с кофейником. Он прекрасно понял слова Свистуна:
больше никогда не заставлять страдать Канаана, больше никогда не терзаться
страданиями самому.
- Нельзя ворошить все это по-новому, - сказал Боско. - Да и нет тут
ничего: незначительное замечание умирающего, брошенное дальнему
родственнику, который, к тому же, мог не расслышать или неправильно
понять, - а ты уже с ума сходишь. А ввяжешься - и начнешь терзаться круглыми
сутками. И жизнь станет не мила. Превратишься в живой призрак вроде нашего
старого Канаана.
Свистун ничего не ответил, просто уставился на собеседника, словно
недоумевая, из какого источника черпает Боско свой иммунитет к мерзости
мира, в котором мы все живем.
- Говорю тебе, ничего хорошего из этого не получится.
- И, конечно, собираешься сказать, что малютку Сару этим все равно не