"Джеймс Келман. До чего ж оно все запоздало " - читать интересную книгу автора

говорит, может, это кто-то из тех, кто в пабе работает, тогда его просто
выкинут отсюда, господи-боже, может, это даже фараон, а ты у него
попытаешься деньжат перехватить. При твоей-то везухе ты скоро и обеих ног,
на хер, лишишься, друг, точно тебе говорю.
Ну ладно. Так, значит, так. Давай-ка вали отсюда, уерзывай.
И хоть немного практичности, друг, заради христа, приди в себя, это ж
вроде арифметической задачки, дважды два четыре.
Хорошо бы присесть. Выпить с кем-нибудь. Рассказать, что с тобой
приключилось. Хрен знает что, друг. Вообще-то "Жаровню" он никогда особо не
любил. Были у него знакомые парни, которые там выпивали, ну, в общем,
захаживали туда двое, еще из прежней команды. Но ты же, в общем, и не хотел
с ними больше встречаться, разве только по делу. Да и тогда приходилось
осторожничать. За все в жизни надо платить. Когда-нибудь
но не сейчас. Это Сэмми уже проходил. Что верно, то верно, друг,
сумасшедшие старые денечки прошли. Тут Элен ошибалась; прошли навсегда.
И все же, представляешь, - сидишь ты со здоровенной пенящейся кружкой,
с пачкой курева.
А, гребаные волшебные сказки. Хотя напиться с кем-нибудь в жопу это
тоже способ попасть домой. Ребята и выпивка, знаю, о чем говорю, старый
добрый бог, главный распорядитель, вот кто ему нынче нужен. Бухаловка иногда
похожа на волшебный ковер. А иногда не похожа.
Ладно, делом займись. Значит, идем влево. Идем влево. Исусе-христе! Ну,
давай. Хорошо, иди влево, ну хоть повернись в ту сторону. Сэмми делает шаг,
не отрывая руки от стены, похлопывая по ней, пока вообще не забывает, что
делает, но ведь сюда-то он добрался, господи, он к таким штукам привычен, я
к тому, что ему уже случалось тащиться хрен знает куда голодным, на хер, и
без гроша в кармане, замерзшим, приткнуться было некуда, друг, в общем,
сплошные лишения. Он в этих играх, мать их, не новичок.
Так чего, спой что-нибудь. Хотя какие тут песни? Какие, на хер, песни?
Были да сплыли.
А, ладно, сам во всем виноват.
Да в чем виноват-то, господи-боже, опять он винит себя во всем, на хер,
что с ним происходит, типичная его херня. Разве его вина, что он ослеп в
жопу! Ты шутишь! Какого хрена, друг. Сэмми останавливается. Значит, все-таки
шел. Старался быть практичным, один плюс один, ты давай, двигайся, просто
двигайся, шагай, вот так, молодец, молодец. Левую ногу жмет, сил нет, но это
ладно, это ничего, ничего, главное, с тротуара не сбрести - делаешь полшага,
уже немало, потом подтаскиваешь другую ногу, и отдыхай побольше, копи
уверенность в себе; со стороны небось кажется, что у него, может, грудная
жаба, что он приходит в себя после сердечного приступа или еще чего; он,
помнится, гулял когда-то со стареньким дедушкой, много лет назад, и они
каждые двадцать-тридцать ярдов останавливались передохнуть, чтобы дедуля мог
отдышаться, бедный ублюдок, легкие-то у него давно сдохли, но угомониться ни
за что не хотели, все время в них что-то журчало да булькало.
Ну вот, налетел на кого-то, похоже, на коротышку; крепко так его
приложил, но с ног вроде не сбил. Сэмми говорит, извините, но малый не
отвечает. Так что Сэмми начинает рассказывать, как он очки потерял. Все
равно молчит. Может, смылся уже.
Он снова касается рукой стены, но только это уже не стена, а витрина.
Может, когда он доберется до дому, зрение восстановится. Хрен знает что. Эти