"Уильям Кейт. Ксенофобы (Шагающая смерть - 3) " - читать интересную книгу автора

менял свое мнение лишь из-за того, что кто-то, рангом значительно ниже,
отваживался ему возразить. А подобные возражения стали в нынешние времена
большой редкостью, поскольку с его назначением Начальником Имперского штаба
не много находилось смельчаков, которые рискнули бы бросить вызов ему,
достигшему столь значительных высот на лестнице политической иерархии.
Вице-адмирал Кавашима почти сорок лет провел в рядах Имперского
военно-морского флота и свою нынешнюю должность командующего эскадрой
заполучил лишь после четырех лет безупречной службы в должности
командующего группой кораблей бортового базирования. Он терпеть не мог
молодых выскочек типа этого молодца Мунимори, который еще бегал в
лейтенантиках, когда Кавашиме доверили командование кораблем, и не доверял
этим карьеристам. Но теперь, когда Кавашима являлся командующим эскадрой
"Цветок сакуры" и Мунимори стал его непосредственным начальником, долг и
старинное представление о чести офицера, кодекс "бушидо" требовали от него
беспрекословного повиновения.
- Коничива, Кавашима-сан, - обратился к нему Мунимори. Голос у него
был очень странным - слова шли будто бы откуда-то изнутри, из недр его
огромного живота. Взмахом руки он отправил прочь восхитительно красивую
служанку - продукт генной инженерии, ту самую, которая проводила Кавашиму в
помещение, где восседал Мунимори. - Добро пожаловать в мой дом.
- Коничива, Генсуи-сама, - почтительно поклонился Кавашима, - Это
большая честь для меня.
- Входите, входите, прошу вас. Я распорядился, чтобы нам принесли
о-ча.
Кавашима знал, что Мунимори собирался ему поручить что-то важное, но
что именно - он не знал. И уж, конечно, это приглашение явиться в личные
апартаменты Командующего Флотом внутри колеса Тенно Кьюден было для него
как гром среди ясного неба. Едва оказавшись в передней, он был поражен
скромностью и, пожалуй, даже некоторым аскетизмом вкуса своего командира, о
котором недвусмысленно говорило почти полное отсутствие какой бы то ни было
мишуры и вообще всего, что можно было назвать внутренним декором -
иностранец, гайджин, непременно окрестил бы вкус командующего
"минималистским". А вот японцы называли этот вид непритязательной
скромности шибуи, так называли суровую складку у уголков рта, возникающую
после первой попытки прожевать недозрелый плод хурмы. Скромный решетчатый
орнамент стен отличался спокойствием и уравновешенностью - деревянные
квадраты, оклеенные бумагой - традиционный японский дом, - плетеные
циновки, устилавшие пол, мягкий, рассеянный свет неизвестно откуда - такая
обстановка могла быть в доме какого-нибудь преуспевающего торговца, но уж
никак не вязалась с приближенным самого Императора. Единственным
свидетельством тому, что дом этот принадлежит человеку очень богатому, было
наличие здесь живых слуг - не роботов, и женщины эти отличались изысканной,
слишком совершенной красотой, что не оставляло никаких сомнений в их
происхождении: живые результаты успехов генной инженерии - нингье. Мунимори
должен хотеть чего-то чрезвычайно деликатного, размышлял Кавашима,
углубляясь вслед за своим начальником в лабиринт его личной резиденции.
Доселе ему даже слышать не приходилось, чтобы адмирал Флота проявил к
кому-нибудь подобное расположение, ну разве что, может быть, к самым высшим
из высших, к членам Имперского правительства.
Большая часть старших офицеров Империи проживала здесь, в недрах