"Елена Кейс. Ты должна это все забыть" - читать интересную книгу автора

кабинету. На нем крупными буквами было написано: "Операционная". Одно только
это слово привело меня в панику. Вышла медсестра и забрала Андрея. Я
направилась за ними. "Вам нельзя", - отрезала медсестра. Я осталась за
дверью. Руки-ноги дрожали. Я хотела быть рядом с моим сыном и его криком. Я
не знаю, действительно ли я услышала крик или это был звон в ушах, но что-то
сломалось во мне, и из носа ручьем потекла кровь. Вынесли Андрея. Он чуть
всхлипывал. В глазах стояли слезы. Это были нормальные слезы, проходящие по
открытому слезному каналу. Все-таки, будь он проклят, этот слезный канал! И
кто только его выдумал?!
Когда Андрею исполнился год, нас вызвали на осмотр в клинику родильного
дома. Осмотр проводил врач, принимавший роды. В приемной сидели родители с
детьми, умственная отсталость которых не вызывала сомнений. Это был прием
детей с послеродовыми травмами. Подошла наша очередь. Врач заученно
соболезнующе кинул взгляд на Андрея. Лицо его вдруг вытянулось от удивления,
и он поспешно начал проверять его реакции. После осмотра он встал, пожал мне
руку и сказал: "Я могу поздравить вас. Ваш ребенок действительно родился "в
рубашке". Только один из десяти тысяч после таких родов остается абсолютно
нормальным. А говорят, что чудес не бывает!" Я возвращалась с осмотра
счастливая и испуганная. "Боже, - думала я, - как хорошо, что я не знала
этой статистики раньше!"
У Андрюши появилась няня, а я вышла на работу. Надо сказать, что в
течение года, предоставленного мне по закону для воспитания ребенка, мама,
по моей просьбе, пыталась найти мне другую работу. При всех ее связях,
попытка окончилась неудачей. Никто не хотел брать еврейку. В одном месте
человеку, который меня рекомендовал, начальник отдела кадров сказал прямо в
лицо: "Мне "французы" не нужны!" - и рассмеялся громко и откровенно,
довольный своей шуткой.
Я вернулась на работу, а через несколько месяцев Анри попросил меня
выйти за него замуж. "Я не могу жить без тебя", - так он сказал. "Ты сошел с
ума, - ответила я, - у меня муж и ребенок". "Ребенок не помеха, а с мужем
можно развестись". Я отказала, он заплакал. Видеть плачущего мужчину мне еще
не приходилось. Я вышла на улицу, шла сквозь толпу спешащих куда-то людей и
думала: "Ну, почему я такая несчастная?! Вот кругом меня люди, идут себе по
своим делам, никто их не любит, не делает предложений, не ставит перед
выбором и не хочет усыновить их детей! Ну, почему это случилось со мной?" Я
понимаю, что умных мыслей было не много в моих рассуждениях, но этот
бредовый монолог сидел в моем взбудораженном мозгу, и я искала выход из
положения, которое казалось мне уникальным и которое на самом деле было
старо, как наш бесконечно старый, но всегда удивляющий нас мир.
Через несколько месяцев отношения с Анри стабилизировались, и я поняла,
что он набрался терпения, но не выбросил свою нелепую идею из головы.
Володя, чувствуя, что у меня появились какие-то непонятные ему проблемы,
начал настаивать на нашей самостоятельной жизни, отдельно от моих родителей.
Мне это показалось заманчивым, и я высказала наше пожелание маме. Мама не
была против, но понимала, что технически осуществить это в Союзе, с
обязательной пропиской и установленной на каждого человека допустимой нормой
жилой площади, очень сложно. Обдумав все, она нашла решение проблемы. Она
всегда находила решение. И мы привыкли к этому и принимали, как должное. Мы
привыкли к коллекциям картин, висящим на стенах нашей квартиры, к
изумительным предметам старины, бронзовым и фарфоровым статуэткам. Мы тогда