"Повести" - читать интересную книгу автора (Рубинштейн Лев Владимирович)КАК ПОССОРИЛИСЬ ДВА СОСЕДАО четвёртую годовщину Лицея воспитанники поставили театральный спектакль. Это была комедия Шаховского «Ссора, или Два соседа». Комедия была коротенькая, всего одно действие. Но готовили её всё лето. Главными лицами в комедии были два старых чудака-помещика — охотник и собачник Вспышкин и судейский крючкотвор Сутягин. Они поссорились из-за козла и собаки. Из-за этой ссоры сын Сутягина Виктор и дочь Вспышкина Оленька не могут пожениться. Дядя Оленьки, отставной капитан Брустверов, увёз племянницу, чтобы выдать её замуж за Виктора, но она отказалась от свадьбы без согласия отца. Что делать? Вспышкин ведь ни за что не выдаст дочь за сына своего врага… Вспышкина играл Илличевский, Сутягина — Яковлев, Брустверова — Пущин. Матюшкину, за малый рост и высокий голос, поручили играть Оленьку. Он сразу же согласился. Но когда Вильгельму предложили играть хитрую жену смотрителя почтового двора Орефьевну, он закипел. — Это издевательство! — кричал он. — Кто придумал дать мне женскую ролю? Я вовсе могу не играть на театре, я не комедиант! — Все мы не комедианты, — возразил Пущин. — Ежели тебе охоты нет, мы назначим на это место Корфа, он уже просил. Вильгельм сразу остыл: — Корфа?! Как бы не так! Он не может разобраться ни в каком роде искусства. Нет, нет, с Корфом вся затея распадётся! Корф… тьфу! — Когда так, соглашайся! — Но надо мной будут смеяться! — Виля, ты чудак, — ласково сказал Пущин, — в комедии и надо, чтобы смеялись. А откажешься, всех нас собьёшь, и будет это не по-товарищески. Кюхля вздохнул и согласился. Действие комедии происходит на почтовом дворе в проливной дождь. Брустверов и Виктор умоляют Оленьку дать согласие на брак. В эту минуту вбегают простые люди Угар и Кондрат и сообщают, что Сутягин и Вспышкин гонятся за сбежавшими детьми. Тут артисты зашли в тупик. Кто же будет играть простых людей? Ни один лицеист на это не согласится! — Раз нужно играть слуг, пусть слуги и играют, — сказал Пущин. — Как, слуги чтоб играли вместе с лицейскими? — удивился Илличевский. — Знаешь ли ты, что говоришь? — Однако выхода другого я не вижу, — отвечал Пущин. Спектакль едва не отменился. Но в конце концов решили помириться с тем, чтоб позвать слуг. — На здешнем театре крепостные играют и поют, — объяснял Пушкин, — да ещё как! А всего у слуг Угара и Кондрата несколько слов. Их и не заметят. Кондратом назначили швейцара Якова, который немного грамоту знал. А Угара приказали играть… Паньке! Жанно объяснил ему: — Как Виктор спросит: «Угар, что сделалось?» — поклонись и скажи: «Ничего, сударь! Только батюшка ваш поведал, что вы уехали по Белевской дороге, разгневался, приказал заложить шестёркою коляску, забрал все свои бумаги и хочет вас догнать, схватить да отдать под суд»… Понял? — Как не понять, понял, ваше благородие! — Ну, проверим… Вот я Виктор. «Угар, что сделалось?» Панька поклонился в пояс. — Беда, ваше благородие! — воскликнул он. — Батюшка ваш прямо в Царское Село скачет, хочет ваши бумаги схватить да директору показать! Бегите что есть мочи из Лицея, а то отдадут под суд! — Что ты сочиняешь? — озадаченно спросил Жанно. — При чём тут Лицей? — Прощения просим, ваше благородие, я думал про Лицей. А то ведь зачем людям столько беспокойства? Жанно спохватился, что не объяснил артисту, что он должен изображать. Через полчаса Панька уже знал свою роль. Комедию играли днём 19 октября. Декорацию нарисовал Илличевский на ширмах, оклеенных бумагой. Вместо занавеса была повешена поперёк зала парчовая портьера. Занавес раскрывал Дельвиг. Он же подсказывал артистам из-за кулис, что говорить. Зал был набит гостями, главным образом пожилыми, придворными дамами, набелёнными и напудренными. В их руках мерно колыхались веера. Лицеисты постоянно видели этих дам на прогулках, возле прудов. Они передвигались с зонтиками и собачками, а лакеи несли за ними корзинки с рукоделием и шёлковые накидки. Пущину иногда казалось, что в затейливый царскосельский парк пустили не людей, а заводных кукол. И сейчас они сидели в креслах, выпрямившись, как куклы, а в воздухе, словно ветерок, порхали французские фразы. Спектакль шёл как по маслу до той минуты, когда на сцене появился Вильгельм. Поглядев на публику, он остановился, заколыхался и беспомощно поглядел на Дельвига. Дельвиг шёпотом подсказывал ему роль, но Кюхля был глуховат. Не расслышав, он пустился во все нелёгкие и стал сам выдумывать текст. В шестом явлении вместо слов Орефьевны: «Вот он, расскажи ему всё», Кюхля объявил: — Явился к вам гонец и ждёт у врат почтовых! Дельвиг округлил глаза и замахал бумагой. Пушкин, стоявший за ширмой, прикрыл рот обеими руками и затрясся от беззвучного хохота. — Спасай, Панька! — шепнул Яковлев и хлопнул Паньку по спине. Панька колобком выкатился на сцену. Услышав привычные слова Виктора: «Угар, что сделалось?» — он испуганно оглянулся на Дельвига и гаркнул на весь зал: — «Сударь, не извольте беспокоиться! Батюшка ваш проведал!» — … «Что вы уехали по Белевской дороге», — сипел из-за кулисы Дельвиг. — «Что вы уехали по Белевской дороге! Разгневался, страсть! Хочет вас догнать, схватить…» Тут Панька забыл, что ещё хочет сделать батюшка, и обернулся было к Дельвигу, но Вильгельм, нетерпеливо топнув ногой, произнёс басом: — Не ври! Сей старый крючкотвор уж прямо в суд поехал! Разве Шаховской по-настоящему-то напишет? В зале послышался смех. Дельвиг хотел закрыть занавес, но Пущин махнул ему рукой и пустился на сцену, как на поле сражения. Ему удалось восстановить порядок. Прибыли враги Вспышкин и Сутягин, поссорились и нехотя сели за стол. Вильгельм — Орефьевна внёс яичницу почему-то сковородой вверх, помедлил и с оторопелым лицом брякнул её на стол. Илличевский — Вспышкин посмотрел на Вильгельма сердито, есть не стал, а послал за выпивкой. Промокшие в пути враги выпили вместе и стали мириться, так и не отведав яичницы. Спектакль подходил к концу. Пущин — Брустверов объявил: «Дети, сюда, к отцам!» Вошли Виктор и Оленька и встали на колени. Помирившиеся отцы благословили детей. Брустверов подошёл к краю сцены и проговорил: — «Э, брат! Худой мир лучше вздорной ссоры!» И тут сзади послышался голос Кюхельбекера: — А комедия пустая! На этом Дельвиг закрыл занавес. |
||||||
|