"Михаил Казовский. Чудо на переносице" - читать интересную книгу автора

зале все равно оказывается в три раза больше народа, чем запланировано. Люди
без мест устраиваются в проходах, на ступеньках, в нишах и за колоннами.
Некоторые приносят из фойе стулья, и театр начинает напоминать просмотр
любительских слайдов на именинах у тети Сони. Люди с местами этим
обстоятельством недовольны, шугают контрамарочников и безбилетников
отовсюду, говоря, что те загораживают им самую главную часть сцены.
Контрамарочники и безбилетники ворчат, но подчиняются: закон сейчас не на их
стороне.
Но вот гаснет свет, и оказывается, что людей без мест шугали напрасно:
теперь они столпились одной кучей, и вообще ничего не видно. В темноте
начинаются какие-то неясные перемещения и бесконечные перебранки. За этим
проходит около половины первого отделения, и зрители, взволнованные
перераспределением мест, никак не могут понять, что же все-таки происходит
на сцене.
Многие залы у нас, особенно довоенной постройки, вообще сконструированы
очень хитро. Когда их строили, то решали одну задачу: как на минимуме
площади разместить максимум кресел. И при этом никто не думал, что человек
платит от двух до пяти рублей не только за право найти стул под
соответствующим номером и хорошенько на нем выспаться. Выспаться человек
может и дома. Причем, бесплатно. Никто не думал, что в театре с любого места
должно быть хоть что-нибудь видно и что-нибудь слышно. Иначе все действие
превратится либо в немой кинематограф, либо в радиопередачу "Театр у
микрофона". Люди вытягивают или втягивают шеи, ерзают вправо и влево,
приседают, встают, приставляют к уху ладони и мысленно хотят только одного:
найти архитектора, который подобное создал, и посадить его на свое место.
Во время антракта театр превращается в привокзальный буфет накануне
отхода поезда. Все бегут, толкаются и вырывают друг у друга изо рта
бутерброды. Создается порой впечатление, будто зрители отдали за билеты
последние деньги и постились перед концертом по крайней мере пятеро суток.
Столиков не хватает. Люди заглатывают булочки и пирожные на весу, в
сутолоке, проливая ситро на костюм соседа. Посреди этого пиршества дребезжит
звонок, и ненакормленная половина буфета начинает реветь от бешенства.
Многие так и остаются здесь, предпочтя закуску продолжению зрелища.
На втором действии в зале душно. Мужчины стаскивают пиджаки, а дамы
обмахиваются программками. У тех и у других лица становятся мокрыми. Но не
от слез, а от пота. Очевидно, поэтому, когда действие подходит к концу, зал
взрывается шквалом аплодисментов. Бедные, доверчивые артисты! Они уверены,
что рукоплескания и цветы предназначены их таланту. Увы! К радости
благодарных зрителей примешивается также мысль, что их мучения наконец
завершились. И что теперь можно спокойно идти домой, а завтра хвалиться
перед знакомыми: "Нам удалось посмотреть гастролеров таких-то!" - скромно
умалчивая, какой ценой им это досталось.


ЗВЕЗДА ЭКРАНА

Он был красив, как бог Аполлон после финской бани. Его волосы цвета
батона за 28 копеек курчавились на высоком лбу. Лоб он время от времени
остужал холодным оконным стеклом. Он мучился. Он терзался душой. Он курил
сигарету за сигаретой. Дым обволакивал его стройную, как у манекена, фигуру.