"Сергей Казменко. Вариации на тему древнего мифа" - читать интересную книгу автора

план не дававшие мне покоя воспоминания. Полис в какой-то мере спас меня,
потому что мало-помалу воспоминания об Орьете превратились в какую-то
манию, и я стоял на грани повторения безумного поступка Каньяра. А это
было бы настоящей глупостью: ведь мы с ним по своей психической
организации люди совершенно разные, и для меня бессмысленно повторять тот
путь, который избрал он. Работа над Полисом, явив собой суррогат счастья,
отвлекла меня от навязчивых мыслей, и только когда мы через два года
построили его - неплохо получилось, вы не находите? - я вновь вернулся
мыслями к Каньяру. И по чистой случайности в скором времени повстречался с
тем самым нашим общим знакомым, который несколько лет назад впервые
рассказал мне о странном поступке моего друга. На сей раз он поведал о
случившемся после моего визита на Орьету. И уже по тому, как начал он свой
рассказ - без какого-либо следа иронии по отношению к Каньяру, тихим,
грустным голосом сочувствующего чужому несчастью человека - я понял, что
не ошибся в самых худших своих прогнозах.
Три года назад Каньяр решился, наконец, воплотить в дереве свой
идеал. И вскоре после этого наш знакомый побывал у него в гостях,
разговаривал с ним, видел его избранницу. И ему - простому человеку, не
привыкшему задумываться над тонкими душевными переживаниями и всегда
предпочитавшему десяток анекдотов прекрасному роману о любви - ему стало
страшно за Каньяра. Как он рассказал, та, что составляла мечту всей жизни
моего друга, была замкнута и холодна. Она чужой вошла в его дом и в его
деревню, и даже наш знакомый, посторонний, случайный человек, увидел и
ощутил на себе как бы отталкивающую все живое силу отчуждения, исходящую
от нее. Она, наверное, по-своему любила Каньяра - как-никак, именно он
подарил ей жизнь - но любовь эта, судя по рассказу моего знакомого,
счастья Каньяру не приносила. Он был хмур и замкнут, и ни разу за все
время их встречи даже не попытался улыбнуться. И не было для меня утешения
в том, что я предчувствовал такой итог. Кого и как можно этим утешить?
Лучшие люди Земли жизни свои кладут на воплощение идеала - в красках, в
камне, в книгах - и умирают, так и не достигнув желаемого. А он решился на
то, что не удалось еще никому со времен Пигмалиона - а кстати, принесло ли
это Пигмалиону счастье? - и расплата была неминуема. Мы слишком далеко
ушли вперед по сравнению с уровнем, на котором живут сегодня аборигены
Орьеты. И слишком многое, наверное, потеряли на этом пути, и потому нам не
найти счастья на дорогах, которыми они проходят по жизни.
Я снова отправился на Орьету едва лишь представилась возможность. На
сей раз - с этнографической экспедицией, задавшейся вполне понятной целью
разгадать-таки основную загадку этой планеты, не нарушив закона об охране
этносов. Насколько я знаю, после нас там успело побывать не менее пяти
таких экспедиций. Мы, люди, не можем успокоиться, пока остаются
неразгаданными хоть какие-то тайны. Орьета еще держится - но вряд ли это
продлится долго. Слишком много среди людей желающих изгнать сказку из
доступного нам мира.
Но я, конечно, полетел на Орьету совсем не за этим.
Я полетел, чтобы повидать Каньяра.
Из лагеря экспедиции я вылетел еще затемно, и на рассвете посадил
планер у крайних домов знакомой деревни. Не спеша, страшась того, что мне
предстояло увидеть, прошел тихими, пустынными улицами - хотя странно
говорить это об улицах, заполненных деревянными скульптурами - нашел