"Джакомо Казанова. Мемуары " - читать интересную книгу автора

противного ветра может опрокинуть корабль и сбросить в воду дожа со всей
сиятельной синьорией, посланниками и папским нунцием, призванным освятить
этот шутовской брак, к которому венецианцы относятся с суеверным почтением.
Чтоб усугубить несчастье, при всех дворах Европы не преминули бы заметить,
что наконец-то дож полностью осуществил свои обязанности супруга.
Сняв маску, я пил кофе под арками Прокураций на Сан-Марко, когда
проходившая мимо маскированная дама игриво ударила меня по плечу веером. Не
узнав маску, я не придал этому заигрыванию никакого значения и, допив
спокойно свой кофе, встал и пошел к набережной Сепулькре, где меня ждала
гондола Брагадина. Какой-то уличный торговец демонстрировал за десять су
изображения различных чудовищ. Среди зрителей я увидел ударившую меня.
Подойдя к ней, я спросил, по какому праву она позволяет себе бить меня.
- По праву спасенной вами. За то, что вы не заметили меня!
Так это была дама из кабриолета на берегу Бренты! Я поклонился и
спросил, собирается ли она посмотреть на церемонию.
- Охотно, если б у меня была надежная гондола.
Я предложил свою, довольно вместительную, и, переговорив с
сопровождавшим ее офицером в маске, она согласилась.
Прежде чем разместиться в гондоле, я попросил их открыть лица, но они
сказали, что у них есть резоны оставаться неузнанными. Тогда я спросил, не
принадлежат ли они к какому-либо иностранному посольству; в таком случае я,
хотя и с величайшим сожалением, вынужден просить их выйти из гондолы - на
гребцах моих ливреи патрицианского дома, и мне не хочется иметь неприятности
с государственной инквизицией. "Нет, - отвечали они, - мы венецианцы"*.
Мы двинулись за "Бучинторо", и, сидя рядом с дамой, я решился на
кое-какие вольности, но не встретил понимания: она пересела на другое место.
После окончания торжества мы возвратились в Венецию, и офицер сказал мне,
что если я соглашусь отобедать в Соваджо, они мне будут весьма обязаны. Я
согласился, мне было любопытно узнать поближе эту женщину - желание вполне
естественное, если вспомнить, что открылось моему взору при падении из
экипажа. Офицер поспешил вперед распорядиться насчет обеда, и мы остались
вдвоем.
Я сразу же признался красавице, что влюблен в нее, что у меня есть в
Опере ложа и она в полном ее распоряжении и, если мне будет позволено
надеяться, что я не потеряю время напрасно, я буду верным ее слугой до
окончания карнавала.
- Если вы намерены быть суровой со мной, прошу вас не стесняться и
сказать об этом без обиняков.
- А я прошу вас также откровенно сказать, за кого вы меня принимаете?
- За совершенно очаровательную женщину, будь вы княгиня или окажись из
более низкого сословия. Итак, я осмелюсь надеяться, что вы будете ко мне
милостивы, в противном случае позвольте сразу же после обеда откланяться.
- Вы вольны поступить как вам будет угодно, но я надеюсь, что после
обеда вы перемените тон; тот, что вы избрали сейчас, мало располагает к
себе. Мне кажется, что прежде чем приступать к подобным объяснениям, надобно
познакомиться. Вы этого не чувствуете?
- О! Разумеется, чувствую, но я так боюсь быть обманутым!
- И этот страх подсказал вам сразу начать с конца? Странно...
- Я прошу только одного ободряющего слова. Произнесите его, и я тут же
стану смиренным, скромным и покорным.