"Джакомо Казанова. Мемуары " - читать интересную книгу автора

засмеялась и Мартон. Заинтригованный, я тоже захотел узнать причину их
веселости, и Нанетта, приняв скорбный вид, сообщила мне, что у них осталась
последняя свеча и мы вот-вот окажемся в полной темноте. Эта новость
обрадовала меня еще больше, но я постарался скрыть мою радость; я даже
сказал, что сержусь за их непредусмотрительность. Впрочем, они могут
ложиться и спокойно спать, вполне положившись на меня. Это предложение опять
заставило их рассмеяться.
- А что мы будем делать в темноте? - Поболтаем.
Нас было четверо, уже три часа мы оживленно беседовали, и я был героем
пьесы. Любовь - великий поэт... Моя Анжела больше слушала; несловоохотливая,
она отвечала редкими репликами, а если я хотел помочь высказываниям своей
любви руками, она отталкивала мои бедные руки. Я, однако, продолжал говорить
и жестикулировать, не теряя куражу, но с отчаянием убеждался, что мои самые
тонкие доводы не убеждают, а скорее ошеломляют Анжелу и вместо того, чтобы
умягчить ее сердце, лишь слегка колеблют его. С другой стороны, я был весьма
удивлен, видя по физиономиям двух сестричек, какое впечатление производят на
них стрелы, предназначенные Анжеле. Эта метафизическая кривая показалась мне
противной всем законам природы: должен был ведь образоваться угол. В ту пору
я, к несчастью, как раз занимался геометрией. Я был в таком состоянии, что,
несмотря на время года, пот катил, по мне большими каплями. Наконец свеча
стала меркнуть, Нанетта встала, чтобы вынести ее. Как только наступила
темнота, я сразу же протянул вперед руки, чтобы прикоснуться к той, кого так
жаждала моя душа, но руки схватили пустоту, и я горько рассмеялся тому, с
какой ловкостью успела Анжела опередить меня на мгновенье, чтобы не быть
захваченной врасплох. Снова прошел целый час в разговорах. Я говорил все,
что может подсказать любовь самого остроумного, самого нежного, чтобы
убедить ее вернуться на прежнее место. Мне казалось, что это всего лишь
игра, и она вот-вот уступит.
Наконец, в дело начало вмешиваться нетерпение. "Эти шутки, - сказал
я, - слишком затянулись, так нельзя, не могу же я гоняться за вами. Кроме
того, я слышу, что вы смеетесь, и мне кажется это странным- неужели вы
издеваетесь надо мной? Вернитесь же и посидите снова рядом со мною, а так
как я разговариваю с вами не видя вас, пусть мои руки убедят меня, что я
говорю не с пустым местом. Если вы смеетесь надо мной, то моя любовь не
заслужила такого оскорбления".
- Успокойтесь, я вас прекрасно слышу, но вы должны понять, что мне
неприлично быть рядом с вами в полной темноте.
- Вы хотите сказать, что я так и просижу до самого утра?
- Ну, так ложитесь спать.
- Я удивляюсь, неужели вы думаете, что я могу заснуть? Хорошо, сейчас
мы будем играть в жмурки.
И вот я вскочил с места и принялся шарить вокруг себя, но все напрасно.
Если мне удавалось схватить кого-нибудь, это обязательно оказывались Нанетта
или Мартов, и они из предосторожности сразу же произносили свое имя, и я,
глупый Дон-Кихот, в ту же минуту отпускал добычу. Любовь и предрассудок не
давали мне увидеть, каким смешным было это благородство! Я не читал еще
анекдотов о французском короле Людовике XIII, но Боккаччо-то я прочел уже!
Поиски мои продолжались, ровно как и упреки в неуступчивости и уговоры
позволить наконец мне найти ее. Она же отвечала, что сама никак не может
отыскать меня в этой темноте. Комната была не так уж велика, и в конце