"Джакомо Казанова. Мемуары " - читать интересную книгу автора

Разоренных крючкотворами семейств куда больше тех, кого они выручили, а
принявшие смерть из рук врачей бесчисленны в сравнении с теми, кто
выздоровел. Разве это не доказательство того, что мир был бы гораздо
счастливее как без тех, так и без других?
На лекции университетских профессоров нельзя было ходить в
сопровождении, и я впервые стал появляться на людях один. Это было
удивительное ощущение: до сих пор я никогда не чувствовал себя свободным
человеком и, желая насладиться обретенной свободой в полной мере, я немедля
завел самые дурные знакомства среди самых знаменитых студентов. Самыми
знаменитыми же среди них были самые отъявленные шалопаи, бабники, игроки,
завсегдатаи притонов, пьянчуги, гуляки, обманщики, развратители порядочных
девушек, словом, все не способные воспринимать ни одной добродетели. В
обществе подобных людей начал я узнавать мир, изучать великую книгу
жизненного опыта.
Зажив по-новому и желая выглядеть не беднее своих новых товарищей, я
пустился во все тяжкие. Я продал и заложил все, что можно, и все-таки влез в
долги, которые не мог оплатить. Так я впервые испытал на себе безденежье
самую острую беду для молодого человека, стремящегося к жизни на широкую
ногу. В отчаяньи я написал бабушке, умоляя ее о помощи. Она оказала мне ее,
но не таким путем, на который я рассчитывал: она сама приехала в Падую и 1
октября 1739 года, горячо поблагодарив доктора и Беттину за все заботы обо
мне, увезла меня в Венецию.
На прощание доктор прослезился и подарил мне очень ценную для него
вещь: частичку мощей какого уж не помню святого. Эта реликвия и сейчас была
бы со мной, не окажись она оправленной в золото. И все-таки и таким путем
она сотворила чудо, выручив меня в минуту тяжелой нужды. Всегда, когда я
приезжал в Падую для своих занятий правом, я останавливался у моего
добрейшего учителя. И всегда огорчался, видя рядом с Беттиной тупицу,
предназначенного ей в мужья, которому она никак не подходила. И клял
предрассудок, заставивший меня сохранить для него нетронутым тот цветок,
который я легко мог сорвать.

Юность.

Он приехал из Падуи, где изучал право - эта формула моего представления
в обществе, едва произнесенная, сразу привлекала ко мне молчаливое внимание
равных мне по возрасту и по положению, одобрительные слова отцов семейств и
ласковую доброжелательность старых женщин, за которых очень хотели бы сойти
и более молодые, чтобы иметь законную возможность поцеловать меня, не
нарушая приличий. Настоятель прихода Сан-Самуэле отец Тозелло представил
меня монсеньеру Корреру, патриарху Венеции; тот тонзуровал* меня, и по его
особому благословению я через четыре месяца получил все четыре степени
младшего клира. Радость моей бабушки была неописуема. Надо было найти
толковых учителей, чтобы продолжить мое обучение, и синьор Баффо выбрал
аббата Шиаво, чтобы учить меня итальянской словесности и особенно языку
поэзии, к которой я имел решительную склонность. Я зажил отлично вместе с
братом Франческо, обучавшимся театральной архитектуре. Сестра и младшие
братья остались с нашей доброй бабушкой, которая жила в своем доме и
намеревалась там и умереть, чтобы встретить смерть там же, где встретил
смерть ее муж. Моим обиталищем был дом, где скончался мой отец; матушка