"Джакомо Казанова. Мемуары " - читать интересную книгу автора

возмужалости: он был сыном простого крестьянина, был невежествен, груб,
неотесан, я стою гораздо больше его, говорило мне мое нарождающееся
самолюбие. По этому чувству гордости, смешанному с презрением, которое
обратилось и на Беттину, можно было понять, что я влюблен в нее, сам того не
сознавая. Она заметила что-то неладное: я отталкивал ее руки, когда она
подходила ко мне по утрам, не давал ей целовать себя. Раздосадованная всем
этим, она спросила меня однажды о причинах изменения моего обращения с нею
и, не получив ответа, сказала с хитрым видом, что я ревную ее к Кордиани.
Этот упрек показался мне унизительной клеветой; я ответил, что Кордиани
вполне достоин ее, а она достойна Кордиани. Беттина удалилась с улыбкой на
устах, но захотела мне отомстить. Для приведения замысла в исполнение надо
было вызвать во мне еще большую ревность и окончательно влюбить меия в себя.
Вот как она принялась за дело. Утром она явилась к моей постели с парой
белых, связанных ею для меня чулок. Конечно же она захотела примерить их мне
самолично, чтобы увидеть, впору ли ок-и, и связать потом другую пару. Доктор
в это время читал мессу. Приготовившись натянуть на меня чулок, она вдруг
сказала, что мне не мешало бы как следует вымыть ноги, и тут же приступила к
делу, не заботясь о моем разрешении. Я постыдился показать ей, что стыжусь,
и позволил ей действовать, никак не предвидя последствий. В своей заботе о
чистоте Беттина проявила такое рвение и зашла так далеко, что ее любопытство
причинило мне столь острое, до сих пор не испытанное мною наслаждение,
которое я не мог укротить, и оно вырвалось на волю. Когда все утихло, я,
считая себя виновным, попросил у Беттины прощения. Она, не ожидавшая этого,
подумав немного, великодушно сказала, что в этом вина ее, а не моя, но что
больше такого не повторится. Тут она ушла, оставив меня наедине с моими
размышлениями. Они были печальны. Мне казалось, что я опозорен, что я
обманул доверие дома, надругался над священными законами гостеприимства,
что, наконец, стереть этот тяжкий грех я могу только женившись на Беттине и
то, если она захочет взять в мужья такого недостойного ее негодяя.
Следствием этих размышлений стала глубокая меланхолия, которая росла изо дня
в день. Беттина между тем прекратила свои визиты к моей постели. Ее
сдержанность казалась мне вполне благоразумной, и постепенно моя печаль
приняла бы характер истинной любви, если бы поведение Беттины с Кордиани не
отравляло мою душу ядом ревности, хотя, разумеется, я был далек от мысли,
что она способна совершить с Кордиани то же, что совершила со мной. А то,
что произошло со мной, шептали мне мои мысли, случилось по ее воле, и теперь
ее удерживает от встреч со мною только раскаяние. Самолюбие мое было
польщено в высшей степени: значит, нас любят. И я решил ободрить Беттину. Я
написал ей письмо, краткое, но достаточное, чтобы ее успокоить. Оно казалось
мне шедевром, которое поставит все на свои места: меня будут обожать, а
Кордиани... как можно после такого письма колебаться в выборе между ним и
мной! Через полчаса после того, как Беттина получила мой шедевр, она
ответила на него устно, сказав, что следующим утром она, как и прежде,
навестит меня. Я ждал ее, но напрасно. Я был взбешен, но каково же было мое
удивление, когда, увидев ее за столом, я услышал от нее такое предложение:
наш сосед доктор Оливо собирался дать через пять или шесть дней бал и на
этот бал Беттина собиралась взять меня, переодев девочкой. Присутствующие
одобрили этот план, и я согласился. Я усмотрел здесь прекрасную возможность
объясниться с Беттиной, но обстоятельства - увы - сложились так, что дело
приняло трагикомический оборот.