"Борис Казанов. Роман о себе" - читать интересную книгу автора

и все - бесполезно. Парк большой, что лес; на каждой скамейке - старушка.
Они взлетали, как куропатки. Тина потеряла трусы, а тут, откуда он взялся,
гомосексуалист с Тиниными трусами! Бежит и кричит; он хотел, используя
Тинины трусы, добраться до меня. Мы еле убежали.
Никаких гомосексуалов в троллейбусе 38 не было, я зря отвлекся на них.
Сидели пенсионеры, заняв почти все сидячие места. С утра они вот так
садились и ездили целый день. Куда? Какая разница, если они ездили
бесплатно? Весь народ справедливо возмущался, что они катаются так. Помимо
пенсионеров, исключил из наблюдения и совсем молодую девушку, одарившую
меня недочерним взглядом. Не так давно водился с женщиной ненамного ее
старше; я, может быть, еще упомяну о сумасшедшей Нине, если доберусь до
нее. Теперь меня интересуют женщины до 35, на этой отметке я держусь пока.
Такая вот на меня и смотрела: полноватая, красиво завитая, в шляпе, с
шарфом, закинутым этак вот. Ее длинное, мудрено скроенное пальто и шляпу
покрывал бисер капель, и тот самый дождь, что я бранил, ее освежил и
подрумянил. Чтоб не пробавлять время скукой, всегда высматривал среди них
что-либо нерядовое или отличающееся с виду, так как это и надо, чтоб
удержать себя в форме, хотя бы ощутить, что ты еще живой. Женский взгляд
просветит, как рентгеном, многое даст понять. В нем есть надежда, что,
себя не потеряв, перенесешь то, что тебя гложет, на лист бумаги, - а вдруг
поможет один взгляд, подтолкнет к столу и вдохновит? Я понял, что завитая
не из этого числа. Что она хотела? Отразиться во мне, как в зеркале, и
отвернуться, не вспомнив. Нет ничего прискорбнее нарваться на такую, но
нет ничего и проще разыграть ее. Я видел, что она уже напряжена, скована
мной, уже недоумевает: отчего этот мужчина, неброский вовсе, но
тревожащий, художник или поэт, безусловно, всегда готовый к постели, -
отчего он, вместо того, чтобы меня взглядом ухватить, унести с собой, как
добычу, а потом подставлять, как он умеет, развлекаясь с другой, - отчего
он не доворачивает своей седой головы? Не сомневаюсь, что это точный
перевод ее мыслей, которые ей внушил, и я б еще забавлялся с ней так,
научившись видеть вскользь, как смотришь на компас, если б я про нее не
забыл, войдя в эпизод с владивостокским трамваем... Ехал на вахту в порт,
и только вошел, как женщина, томившаяся у окна, аж подскочила на месте:
вот этот! Сразу понял, что схвачен, - и не отвяжешься никак. Никогда не
мог против таких устоять, хотя жуткие стервы среди них попадались. А ехал
на ночную вахту, и мой напарник, небось, уже посматривал на часы, считал,
сколько минут осталось, - и вот она встала, рослая, повыше меня, с
виолончельной фигурой, взяла под руку: "Выходим?" Попытался ей объяснить,
морячке, жене второго радиста супертраулера "Млечный путь" (название
изменено), что я простой матрос и, в сущности, подневолен, а вот если
устроит утро, - но она и слушать не хотела: "Когда то утро, милый? У меня
уже ноги подкашиваются", - и это при народе, который весь, от старушек,
ехавших с морского кладбища, до девочки лет пяти с хвостиком волос,
державшей кота на коленях, и кот в том числе, были на ее стороне. Мужики -
те готовились меня избить, если бы еще что-то провякал!..
Очнувшись в минском троллейбусе, глянул на завитую: где она успела сойти?
А та, уже протискиваясь мимо, проговорила с упреком своим вибрирующим
контральто: "Вы спите стоя!" - это был пропуск, я мог сойти, распечатывая
"Мальборо" (я курю только "Мальборо", но не суррогат, что продают в
ларьках, а настоящее, в широких пачках по 25, я запасся в Новой Зеландии),