"Борис Казанов. Роман о себе" - читать интересную книгу автора

находили в океане много мертвых птиц. Альбатросы, фрегаты, буревестники
могут лететь и в сильном ветре, и даже против ветра - вдоль волн или под
углом к ним. Пустой птичий базар - предвестник стихийного бедствия. На
этот раз случилось нечто иное, не относящееся к "схеме Курода". Произошло
землетрясение, возникла волна цунами. Получив предупреждение, мы вышли из
узкого шельфа островов и переждали волну в океане. Там она не очень
опасна, хотя и жутковато смотреть, как эта волна, мерцая, как грозовая
туча, словно спускается с неба. Я почувствовал разгадку ослепления
птичьего вожака не в случайной драке, а именно в волне цунами, в
стрессовом состоянии природы, перестроившем инстинкт птичьего каравана.
Ведь я уже убедился, как непросто стать лидером у птиц. Помню, как
нелетающий птенец вдруг вылез из гнезда, пошел на котиковое лежбище и
начал расхаживать там. Звери отпугивали его, сколько раз птенец мог
погибнуть, бродя между разъяренными секачами, схватывавшимися в битвах,
давивших телами собственных щенков. Тем не менее птенец благополучно
прошел через все лежбище и вернулся в гнездо. Но если б чайка заметила в
поведении птенца что-то подозрительное - продрог, озяб, намок, - сразу бы
растерзала.
В рассказе "Мечение сивучей на острове Медном" я пытался найти разгадку
гибельного сна котиков и сивучей, не создавших своего гарема. Опасно
уснуть на высоком месте, куда не долетает прибой. Зверя кормит море, сон
приносит гибель. Отощавшего, спящего зверя невозможно разбудить палкой.
Этот сон странно связывается с тишиной Командор, в которой гаснут все
звуки. Чуть от лежбища отошли - и весь этот мир, в котором побывал,
пропал, как не было. Снова радуги, закаты, а ночью пролеты птиц и
метеоритов, озаряющих небо яркими вспышками.
Тишина Командор, вовсе не тихих, таила в себе какую-то загадку.
Мыс Арий Камень с пологими склонами, масса ягод, просыпанных среди мха;
мягкий, как надутый воздухом, мох. Неуклюже пробежит песец с куропаткой в
зубах или взлетит из-под ног белая сова, тотчас растворясь в белесости, в
беззвучии пространства. Даже водопад не слышен с нескольких шагов. Мне
показалось, что я все же постиг тишину Командор, - это акустическое
свойство. Тишина возникала не постепенно, а обрушивалась сразу за сулоями,
особыми течениями, возникавшими из-за конфигурации берегов. На рубеже бури
и покоя запрятаны ключи подходов и отходов на Командорах, что при незнании
оборачивалось чудовищными ловушками. В одну из них угодил Витус Беринг,
великий мореплаватель. Мучимый цингой, загнивающий, с ушами, изгрызенными
песцами, он все пытался отгадать: как выбраться из тихого места, куда он
попал, как спастись?
В несуществующем рассказе "Могила командора" такую задачу без затруднения
решает наш капитан, выписав несколько цифр из таблицы лунных приливов и
взяв дополнительно пеленг со спутника.
Был он хозяйственной хватки мужик, Кузьмин, пил водку, настоянную на
"золотом корне". Выпивал два литра и говорил: "Ну и что такого, в этом
корне? Только голова от него болит". Больше всего боялся жены, считался с
ней, - вот кто любил жену, так любил! Когда у одного матроса обнаружили
сифилис, Кузьмин специально пошел провериться, хотя капитанам не
обязательно. Напугал молоденькую докторшу, но ушел спокойный: "Если такую
напугал, то и с женой справлюсь". Но еще больше жены капитан Кузьмин
обожал дочь. Хотя и ругал ее последними словами, - из-за воображаемого