"Борис Казанов. Полынья [H]" - читать интересную книгу автора

часов? Уже маяк открылся, утро, уже решили брать грека на абордаж
(затонет, а потом они будут виноваты, раз делали сопровождение!) - и тут
его вызывают в рубку: "Ефимыч, что будем делать?" Смотрит: народ черный,
греки... Гребут в шлюпках к пристани, пароход брошен, все мачты сломаны, и
так дымит, что города не видно. Но если люди ушли, чего этот пароход
брать, если деньги улетели?.. "Пускай плывет!" Так он и вплыл
самостоятельно в утренний порт, и народу собралась уйма, чтоб на него
посмотреть: откуда такое чудо взялось?
Сколько он подобрал таких пароходов, брошенных в море! Выбирал, что
получше, а один поставил у пирса экспедиционного отряда. Это кроме того,
что он для них валюты заработал целый вагон, так еще дом с моря привез:
все совещания в греческом зале, и не унитазы там, а гальюны, так что можно
сидеть, не теряя связи с морем.
Как он потерял "Агат"? Просто, в одну зимнюю ночь.
Но вначале о другом, Дик... может, о твоей тоске, что земля закрыта? Нет,
месяц в ремонте, в простое, отгулял, еще полгода в запасе - увольте! -
падаешь в отделе кадров на колени: дайте баржу, баркас, хоть дровяную
шаланду... А кто ты без моря, кто ты? Дом, дети? Да зачем, если с рождения
повенчан, зачем? Разве что осветит какая, как звезда в голом лесу, разве
что представится что-то: девочка, лопоча, спускается по склону цветущих
маков... Но ведь это тоже от моря, приходит с ним и раздельно не
существует. А дело в том, Дик, что море не стареет, как человек, и если
поимел несчастье стареть, тогда и подкараулит жизнь, придет бумажкой в
измятом конверте: извещение о ребенке, пропавшем в метели, о неизвестной
дочери твоей... А разве это вина, Дик, что какая-то встреча, случившаяся
неизвестно когда, оставила такой след? Это просто несчастье! Только
останется что-то, будет блуждать иголкой в сердце, и не утопишь ни в
горькой, ни в соленой воде.
И все это к "Агату", к тому, как его потерял.
Потому что не вовремя, не в нужное время дают SOS - турки, как всегда! - а
стояли в часовой готовности, и всех моряков ловили на милицейской машине,
и всех нашли. А он один в квартире, специально дверь открыл... Ведь ты же
знаешь, Дик! Ну так что, если пьян? Да он в море, чуть закрутило... кто
его видел в море таким? Ваш командир - на руках, как раньше, под пулями
выносите! "Команда отказалась!" - не смешите меня. Вся команда стоит на
причале и смотрит, как орудует подмена, и тогда он прошел, аккуратный
розовый старичок с чемоданчиком в руке - новый капитан "Агата"... А что в
его чемоданчике? Потертый крест королевы среди заштопанных носков и белья?
Что в его чемоданчике, Дик?
Просеков, нагнувшись к собаке, положил на нее руку, и Дик, придавленный
тяжестью руки, отполз задом к двери, западая животом от страха. Капитан
его не тронул, разглядывая, что было на ткани: Лондон с елизаветинским
домом: если флаг висит, королева дома. Католическая церковь на Миндао, что
у Филиппин... Амстердам, Роттердам - и дальше, через Девисов пролив, к
Баффиновой Земле... К черту, Дик! К черту эти Амстердамы и Роттердамы,
соборы и мечети, смотри и знай, что нам там больше не бывать. И наплевать!
Нас ждут леса и равнины: мечущиеся зайцы, вспорхиванье перепелов,
танцующих под прицелом ружья. Бросим "яшку" на берег, будем пить водку со
стариками, жить в охотничьем домике, плевать на грязный, в затоптанных
окурках пол. Мы будем бродить вдвоем при луне и глядеть на пар,