"Борис Казанов. Полынья [H]" - читать интересную книгу автора

Было ясно, что медленный спуск с торможением с поста не принесет пользы.
Синяя вода не может быть стоячей, - он это отлично знал. К тому же будет
мешать слой, трущийся с течением. Надо было решиться на свободный спуск.
Только сам, по воде, он может решить: какая понадобится скорость и какой
вес, чтоб войти в течение.
Переговорив с постом, начал снижаться и, как только потянула вода,
завинтил головной клапан. Какое-то время ему удавалось притормаживать,
используя поддержки пузырьков, разных водоворотов и водоворотиков,
разлетавшихся вдребезги. Падение началось после, когда потянуло течение.
Конечно же он не падал в буквальном смысле. Было превышение скорости,
которое водолаз воспринимает мучительно, как падение. Но вскоре вода стала
пересиливать воздух в костюме. Выравнять давление он не мог: скорость
нарастала так, что воздух, который поступал с поста, не догонял его по
шлангу. Воздух в костюме, отхлынув от ног, устремился вверх, прессуясь в
рубахе. От разрыва спасал автоматический клапан, но он и делал зло,
стравливая теперь не излишек, а защитный запас. Надежда была лишь на то,
что успеет войти в течение раньше, чем произойдет обжим. Он уже начинался
с ног, с холода, разрезающего унты, с ломоты в ступнях, с ощущения, что
вытаскивают из костюма. Море захватывало в свои стальные тиски, готовясь
выдавить, как тюбик с пастой, а пропасть не кончалась, и, думая, что
никакого течения нет, что все это какая-то чудовищная галлюцинация,
застывая, превращаясь в лед, он почувствовал, как во что-то проник,
ворвался, глаза обдало светом, тело отметило скольжение, такое быстрое,
словно он продолжал падать, и понял, что дотянул, что течение не обмануло,
и только сейчас, с этой минуты, поверил и в то, что видел пароход, что он
там есть.
Возможно, этой мысли о корабле, к которому плыл, у него и не возникло. Он
сразу же потерял сознание от скачка плотности, которая в течении своя и не
обязательно зависит от верхнего пласта. И все же такое беспамятство
водолаз осознает как сон, где поначалу растекаешься весь, становясь водой,
которая перестраивает кровь, изменяет ритм сердца, оформляет частицей
своего движения, и эта частица, которую ты сторожишь, в которой заключено
все, медленно растет, разрастается ощущениями тела, возвращает к самому
себе, плывущему в воде, - как будто выходишь из чрева течения.
Как только он попал в поток, наверху засекли время, а он, очнувшись,
представил скорость, чтоб вывести минуты до точки. Получалось около пяти
минут, и он отложил их на часах, защелкнутых на манжете рубахи.
Теперь надо было наполниться воздухом, но рефлекс не приподнял руки. Он
понял, что рука завернута, прижата к спине, и медленно вывел ее впереди
себя, дотянулся до шлема и отвинтил клапан. Воздух стал поступать, отделяя
костюм от тела. Он ослабил тяжелый пояс из хромовой кожи с зашитыми
свинцовыми пластинами, чтоб воздух протек свободно, окутал ноги.
Освежился, сделав перед лицом ветерок, и увидел, что излишек не улетел, а
собрался над головой, перекатываясь, как голубые шары.
Нужно было поймать шарик, чтоб понять плотность течения. После нескольких
попыток ухватил, но шар проскользнул между рук и поднялся на свое место.
Этот шарик, который он из себя выдохнул, был по твердости как железное
ядро, но вода, размытая скольжением, казалась легкой, создавала ощущение
невесомости. Течение держало его как бы независимо от того, сколько
воздуха в костюме, и это было опасно. Он не мог заранее приспособиться,