"Борис Казанов. Полынья [H]" - читать интересную книгу автора

с мореходки и щеголяли в новенькой форме. Этот рейс в воды Ледовитого
океана, наверное, стоил того, чтоб о нем сообщить своим девчонкам. Однако
радист Свинкин браковал черновики радиограмм, ссылаясь на особый режим
Полыньи. Этот Свинкин, с помятым лицом, с щуплым телом долговязого
подростка, в своих узеньких брючках, затертых на заду до гладкости зеркал,
просто блажил, вкушая в эти минуты власть с аппетитом изголодавшегося
человека, и механики с серьезными лицами принимались за свои сочинения
опять.
Поначалу Суденко шел сюда с целью: ему пришло в голову дать радио на
гидробазу, чтоб сообщили данные о течении. На научных судах была
волномерная аппаратура, имелись измерители скорости и глубины. Но ответ на
такую телеграмму мог прийти не скоро... Ничего ниоткуда не хотелось ждать.
Ничего не хотелось брать на веру. Ничего не хотелось... Он постоял, чтоб
посмотреть, как поведет себя рыбак, когда за него возьмется Свинкин. Повел
он подобающе. Как только Свинкин протянул руку к телеграмме, рыбак положил
руку на руку Свинкина, заставив отказаться от цензуры. И то, что рыбак так
себя повел, Суденко понравилось. К нему пришла другая мысль. И тут рыбак
подвернулся кстати.
Старшина спустился в коридор.
Там стоял электрик Данилыч, неженатый старик в мультовых штанах,
заправленных в толстые шерстяные носки, которые были всунуты в тяжелые, с
металлом, ботинки. Он рассматривал то, что висело на доске. Ничего там
нового не висело: расписание морских вахт и распоряжение об ограничении
питьевой воды. Все это сейчас подверглось строгому изучению Данилыча. Он
не то чтоб был такой недоверчивый, но со странностями. Н ничего не изучал,
а просто дожидался, когда все выйдут из столовой. Данилыч, как и другие
электрики на судах, считал себя электромехаником и садился за матросский
стол с чувством личного оскорбления. Но если этот тихий человек впадал в
ярость, то его было трудно утихомирить. Притом не сразу становилось ясно,
чем он недоволен.
Вот сейчас, когда он увидел Суденко, его доброе лицо, хранившее ясность
молчания, тупо побагровело.
- Котел сгорел... механики, бляшкин дед! - вскричал он, и его руки,
засунутые в карманы штанов, оформились в кулаки. - А теперь что? Дизеля,
компрессоры, гидрофор... все на току! А теперь грелки! Мне регистром
запрещено эксплуатировать электричество...
- Выключи грелки.
- Выключить? - спросил он ошалело.
У него был вид коня, остановленного на скаку.
- Да.
- А может, разбить?
- Тебе видней.
- Чего ж ты лампу разбил, чтоб видней? - подсек он старшину. - Не хотел
лазить, погасил бы, разве можно... - Данилыч так смотрел на Суденко, что
тот понял, что своим поступком глубоко его обидел. - Это же такой свет! -
произнес он с волнением.
- Каюсь, Данилыч. Не сообразил.
Электрик вытащил из карманов сухонькие кулачки и, не разжимая их,
пригладил редкие волосики на голове:
- Лампочки горят?