"Александр Казанцев. Колокол Солнца" - читать интересную книгу автора

не угнетает другого, не заставляет работать на себя. Каждый обязан
трудиться по четыре часа в день, отдавая остальное время отдыху и
самоусовершенствованию, наукам и искусствам. Все жители Города живут в
регулярно сменяемых ими помещениях, едят общую пищу в общих трапезных.
Они сами выбирают себе руководителей из числа ученых и
священнослужителей. В Городе устранены причины, вызывающие зло, там
нет денег, нет смысла иметь одежды больше, чем каждый может сносить,
роскошь презирается так же, как почитается мудрость. В Городе нет
прелюбодеяний и разврата потому, что люди там не связывают себя
семьями на вечные времена. Детей же воспитывает государство, в которое
входит не только Город Солнца, но и все города страны Солнца. Она
общается с другими странами, никому не навязывая своего устройства, но
и не допуская чужеземцев приносить с собой иные порядки, для соляриев
непригодные, а потому солярии овладели военным искусством настолько,
чтобы отразить любые набеги. У себя они допускают разные религии, не
подвергая никого гонениям за то, что кто-то молится по-другому, чем
его сосед. Солярии больше жизни любят свой Город Солнца и его порядки,
тех же, кто нарушает устои Города, они, не прибегая к казням, навечно
изгоняют из страны.
Во сне открылись ворота, и Томмазо Кампанелла вскочил, чтобы войти
в них. Но, открыв глаза, увидел перед собой кардинала в сутане с алой
подкладкой, а шум "ворот", разбудивший его, был звукам захлопнувшейся
двери в его камеру.
Что-то знакомое почудилось узнику в согбенной фигуре, опирающейся
на посох.
- Джованни, мальчик мой! - сквозь слезы произнес Антонио
Спадавелли.
Томмазо упал на колени, стараясь поцеловать иссохшую старческую
руку.
- Отец мой! Учитель! Монсеньор кардинал!
- Встань, сын мой. Годы почти сравняли нас с тобой, и каждый из
нас стал другому и сыном и отцом. Лишь одному богу известно, как
переживал я твои мученья, стараясь хоть молитвою помочь тебе.
Томмазо встал с колен.
- Быть может, потому я и могу говорить: "Мыслю, следовательно,
существую", - с горькою иронией произнес узник, потом пододвинул
кардиналу табурет и сам присел на край тюремной койки.
- Да, ты мыслишь и, к счастью, существуешь. Воздаю должное твоей
силе, в которую воплотилось желание господа спасти тебя. О мыслях же
твоих я и хотел поговорить с тобой.
- Боюсь быть плохим собеседником. Эти стены за десятилетия отучили
меня от общения с людьми.
- Но ты и мыслил и писал для них. Чего ж ты добивался, пытаясь
доказать, что не напрасно получил имя КОЛОКОЛ?
- Учитель, вы услышали его звон, мой голос? Но мне вспоминать ваш
голос - это воскрешать былое, переноситься в блаженные для меня дни
детства, любви и свободы, в тепло семьи!
- Семья! Твой отец жестоко обвинил меня, - печально произнес
кардинал. - Из-за твоего решения покинуть светский мир я, поверь мне,
безвозвратно потерял тогда семью, ставшую мне поистине родной. С тех