"Эммануил Генрихович Казакевич. Синяя тетрадь (повесть)" - читать интересную книгу автора

Он тихонько вздохнул и повернулся к Коле:
- Искупаемся, Коля?
- Вот здорово! - воскликнул Коля. Он втянул свой тощий живот,
штанишки сами с него свалились, и он бросился в воду.
- Он вас очень любит, - вполголоса сказал Зиновьев.
- Amor d'amor si paga*, - быстро ответил Ленин.
_______________
* За любовь платится любовью (ит.).

Все разделись и полезли в воду.
- Не уплывайте далеко, - взмолился Зиновьев, когда Ленин пропал во
мраке.
- Ничего, собака Треф на воде следов не чует, - последовал ответ уже
издалека.
Потом стало тихо. Зиновьев озабоченно вглядывался в темноту.
- Увлекается, - пробормотал он беспокойно.
Вскоре забеспокоился и Емельянов.
- Поплыть за ним, что ли? - сказал он и, пустившись вплавь, исчез во
тьме.
Вернулся Коля. Он запыхался, но был очень весел и не переставал
восхищаться:
- Ох, как плавает! А ныряет до-о-лго!..
В темноте раздался всплеск. Это вернулся Емельянов.
- Уплыл... в темноте не найдешь.
Они все трое постояли с минуту в воде, прислушиваясь. Наконец Ленин
появился из мрака, лихо работая саженками.
- Владимир Ильич, - укоризненно протянул Емельянов, - разве так
можно?
- А что такого? Я знаменитый пловец, Григорий это отлично знает.
Они вышли на берег и уселись на траву. Всеми овладело приятное
оцепенение. Было очень тепло. Над землей плыл комариный звон.
Зиновьев, разомлев, начал рассказывать о первых днях войны, заставших
Ленина в Поронине, под Краковом, об аресте Ленина австрийскими властями по
обвинению в шпионаже; Зиновьев тогда жил недалеко, в Закопане. Узнав об
аресте Ленина, он сел на велосипед и в проливной дождь поехал за десять
километров к польскому революционеру доктору Длусскому с просьбой о
заступничестве.
- Тогда было плохо, а теперь еще хуже, - пробормотал Зиновьев.
Ленин сказал глуховатым голосом:
- Для русского революционера быть обвиненным в шпионаже в пользу
царской России - вещь в высшей степени отвратительная и тяжкая... Скажу
вам по секрету, что для него есть только одна вещь столь же отвратительная
и тяжкая - это быть обвиненным в шпионаже в пользу кайзеровской Германии.
Эти слова вырвались непроизвольно - Ленин ни разу не касался в
разговорах этого вопроса, Емельянов впервые за все время понял, что всю
шумиху с "германским шпионажем" Ленин переживает вовсе не так легко, как
казалось. Впрочем, Ленин тут же перевел разговор на другое, но тотчас
умолк: откуда-то с озера послышалось пение и теньканье гитары. И это
теньканье и пение на лодках в темноте под звездами, среди тихих всплесков
воды и комариного звона, навевали спокойствие и грусть.