"Гай Гэвриел Кей. Повелитель императоров ("Сарантийская мозаика" #2)" - читать интересную книгу автора

ни к невесте.
Пертений старался произвести впечатление на другого человека. И
поскольку этот человек был дорог также и сердцу Паппиона, то ему пришлось
подавить в себе негодование, представив стройную и великолепную, как сокол,
женщину в объятиях худых рук унылого секретаря, чтобы сосредоточиться на уже
ставшем непривычным занятии. Однако он заставил себя это сделать в меру
своих сил.
В конце концов он хотел, чтобы первая танцовщица его любимых Зеленых
считала его образцовым художником. Возможно, мечтал он, она даже закажет ему
сама еще какую-нибудь работу, увидев его чашу. Паппион представлял себе
встречи, консультации, их склоненные над рисунками головы, ее знаменитые
духи, которые разрешены только двум женщинам во всем Сарантии,
обволакивающие его, доверчивую ручку на его плече...
Паппион, уже немолодой человек, был толст, лыс, женат и имел троих
взрослых детей, но истина заключалась в том, что некоторые женщины окружены
магией и на сцене, и вне ее и желание сопровождает их повсюду, куда бы они
ни шли. Нельзя перестать мечтать о таких только потому, что ты уже немолод.
Если Пертений мог стараться завоевать восхищение броским подарком, сделанным
людям, глубоко ему безразличным, почему нельзя Паппиону попытаться показать
прекрасной Ширин, что может сделать управляющий имперской стекольной
мастерской, вложив свой труд, мысли и частицу сердца в это древнейшее
ремесло?
Она увидит чашу, когда ее доставят к ней в дом. Кажется, невеста живет
у нее.
Немного поразмыслив и сделав утром наброски, Паппион решил сделать чашу
зеленой со вставками из кусочков ярко-желтого стекла, похожего на луговые
цветы весной, которая наконец-то наступала.
Сердце его забилось быстрее, когда он начал работать, но не труд, и не
мастерство его волновали, и даже не образ женщины теперь. Нечто совершенно
иное. Если весна уже почти пришла к ним, думал Паппион, напевая под нос
выходной марш процессии, то и колесницы, и колесницы, и колесницы снова
придут.

* * *

Каждое утро, во время предрассветных молитв в элегантной часовне,
которую любила посещать молодая царица антов, она перебирала в уме и
отмечала, словно секретарь на своей грифельной доске, те вещи, за которые ей
следовало быть благодарной. Их оказалось много, если рассматривать события в
определенном свете.
Она избежала покушения на свою жизнь, пережила плавание по морю в
Сарантий поздней осенью, а потом первые этапы устройства жизни в городе -
процесс более трудный, чем ей хотелось бы признать. Ей стоило больших усилий
сохранить подобающе высокомерный вид, когда она впервые увидела гавань и
стены. Несмотря на то что Гизелла заранее знала, что Сарантий может внушить
чрезмерное благоговение, и готовилась к этому, но, когда солнце в то утро
взошло над столицей Империи, она поняла, что иногда подготовиться должным
образом невозможно.
Она была благодарна отцовскому воспитанию и той самодисциплине, которую
выработала в ней жизнь: кажется, никто не заметил, насколько она испугана.