"Гай Гэвриел Кей. Повелитель императоров ("Сарантийская мозаика" #2)" - читать интересную книгу автора

ловкими и умелыми. Пардос думал, что его руки похожи на руки крестьянина,
рабочего, человека, для профессии которого едва ли имеет значение ловкость.
Временами это его тревожило.
Но он ведь действительно мозаичник, не так ли? Он учился у двух
знаменитых мастеров в этой области и был официально принят в гильдию в
Варене. У него в кошельке лежат соответствующие бумаги, дома его имя внесено
в списки. Поэтому внешность не играет особой роли, в конце концов. Его
короткие толстые пальцы достаточно проворны, чтобы делать то, что
необходимо. Важны глаз и ум, говаривал Криспин до того, как уехал, а пальцы
могут научиться делать то, что им велят.
По-видимому, это правда. Они делают то, что нужно здесь делать, хотя
Пардос никогда не представлял себе, что его первый труд в качестве
полноправного мозаичника будет выполнен в далекой, насквозь промерзшей глуши
Саврадии.
Он даже никогда не представлял себе, что может забраться так далеко от
дома, совсем один. Он не из тех молодых людей, которые воображают себе
приключения в дальних странах. Он был набожным, осторожным, склонным к
тревоге и вовсе не импульсивным.
Но ведь он покинул Варену, свой дом, - единственное знакомое ему место
в мире, созданном Джадом, - почти сразу же после убийства в святилище, и это
был самый импульсивный из всех возможных поступков.
Ему не казалось, что он поступает безрассудно, скорее он был убежден,
что у него нет другого выхода. Пардос удивлялся, почему другие этого не
понимают. Когда на него наседали друзья, и Мартиниан, и его заботливая,
добросердечная жена, Пардос лишь отвечал, снова и снова, что не может
оставаться там, где происходят такие вещи. Когда ему говорили, с насмешкой
или грустью, что такие вещи происходят всюду, Пардос отвечал очень просто,
что он их видел не всюду, а только в святилище у стен Варены, перестроенном
для того, чтобы перенести в него останки царя Гилдриха.
День освящения этого святилища начинался как самый чудесный день в его
жизни. Во время церемонии он вместе с остальными бывшими подмастерьями,
только что принятыми в гильдию, сидел на почетных местах рядом с
Мартинианом, его женой и седовласой матерью Криспина. Все могущественные
правители государства антов присутствовали на ней, и многие из самых знатных
родиан, включая представителей самого верховного патриарха, прибыли из
далекого Родиаса в Варену. Царица Гизелла, под вуалью, одетая в снежно-белые
траурные одежды, сидела так близко, что Пардос мог бы заговорить с ней.
Только то была не царица. То была женщина, изображавшая ее, ее
приближенная. Эта женщина умерла в святилище, как и огромный немой охранник
царицы. Их зарубили мечом, которому не место в святом храме. Потом и сам
владелец меча, Агила, царедворец, был убит на месте, у алтаря, стрелами,
выпущенными сверху. Другие тоже погибли от стрел, под вопли людей, которые
ринулись к выходам, топча друг друга. И кровь забрызгала солнечный диск под
мозаикой, над которой трудились Криспин, Мартиниан, Пардос, Радульф, Куври и
все остальные во славу бога.
Насилие, безобразное и нечестивое, в святой церкви, осквернение этого
места и самого Джада. Пардос чувствовал себя нечистым, ему было стыдно. Он с
горечью сознавал, что тоже ант, что он одной крови и даже, по воле случая,
одного племени с тем мерзавцем, который встал с запретным мечом, оскорбил
молодую царицу непристойными злобными словами, а затем умер вслед за теми,