"Гай Гэвриел Кей. Повелитель императоров ("Сарантийская мозаика" #2)" - читать интересную книгу автора

правители обязаны это делать.
Рустем с трудом глотнул. Теперь он получил объяснение того, почему его
пациент до сих пор жив. Двадцать пять лет? Перед его мысленным взором
возникла картина: молодой царь дотрагивается, - со страхом, несомненно, - до
крупинки смертельно опасного порошка. Потом ему становится плохо, но он
повторяет то же самое позднее, потом еще раз, и еще, а потом начинает
пробовать яд во все больших количествах. Он покачал головой.
- Правитель вынес многое ради своего народа, - сказал он. Он думал о
придворных лекарях. Кааба перехватывает горло, а потом добирается до сердца.
Человек погибает в агонии, задыхаясь. Он видел подобное на востоке.
Официальный способ казни.
- Забавно, - сказал царь.
Теперь у него в голове вертелась еще одна мысль. Но он изо всех сил
старался пока отогнать ее от себя.
- Все равно, - сказал царь. Его голос звучал так, как и ожидал Рустем:
холодно, сурово, без всяких эмоций. - Это стрела для охоты на львов. Защита
от яда не поможет, если стрелу не удастся извлечь.
В дверь постучали. Она открылась, и вошел запыхавшийся Винаж, комендант
гарнизона, похоже, он бежал. Он принес перчатки для верховой езды из
коричневой кожи. Они были слишком толстыми, и работать ими будет трудно,
понял Рустем, но выбора не было. Он надел их. Развязал шнурок чехла, в
котором лежал длинный тонкий металлический инструмент. Тот, который вынес
ему сын из сада. Он сказал: "Стрела, папа".
- Иногда есть способ извлечь даже такую стрелу, - сказал Рустем,
стараясь не думать о Шаски. Повернулся лицом на запад, закрыл глаза и начал
молиться про себя, мысленно перебирая при этом сегодняшние предзнаменования,
хорошие и дурные, и подсчитывая дни после последнего лунного затмения.
Закончив подсчеты, разложил необходимые талисманы и охранные амулеты.
Предложил царю выпить притупляющую ощущения траву от боли, которую ему
придется испытать. Но тот отказался. Рустем подозвал коменданта к постели и
объяснил ему, что надо делать, чтобы держать пациента неподвижно. Теперь он
не называл его царем. Это был раненый. Рустем был лекарем, при нем -
помощник, и ему предстояло извлечь стрелу, если он сумеет. Сейчас он начал
войну с Азалом, врагом, который может погасить луны и солнце, оборвать
жизнь.
В этом случае комендант не понадобился, как и трава. Рустем сначала
отломил почерневшее древко как можно ближе к входному отверстию раны, потом
при помощи набора зондов и ножа расширил рану. Он знал, что эта процедура
крайне болезненна. Некоторые не в состоянии выдержать, даже приняв
обезболивающие лекарства. Они мечутся и кричат или теряют сознание. Ширван
Бассанийский ни разу не закрыл глаза и не шелохнулся, только дышал часто и
неглубоко. На лбу у него выступили капли пота, а челюсти сжались под
заплетенной в косички бородой. Когда Рустем счел отверстие достаточно
широким, он смазал маслом длинную тонкую металлическую ложку Эниати и ввел
ее в рану, к застрявшему там наконечнику стрелы.
Трудно было действовать точно в толстых перчатках, уже пропитанных
кровью, но теперь он мог видеть расположение выступа наконечника и знал, под
каким углом вводить вогнутую часть ложки Эниати. Мелкая ложка скользнула к
фланцу сквозь плоть царя, и у того перехватило дыхание, но он по-прежнему
лежал не шевелясь. Рустем слегка повернул ложку и почувствовал, как она