"Любовь Каверина. Он строит, она строит, я строю " - читать интересную книгу автора

завтра он опять ссыпался. Или над папой за то, что он все придумывает
загородки для песка, а тот и не думает смирно сидеть, а уползает.
Папе, сразу видно, не до смеха. Рубашка мокрая, лоб покрыт большими
каплями. Одна капля стекает по носу и исчезает в бидоне, в котором я
принесла воду для питья. Глаза хмурые, как зимой, когда он сидит за своим
одноногим круглым столом и пишет для цирка.
- Ну, что за молодчина у меня дочка! С такой помощницей мы горы
свернем!
Папа подкидывает меня и сажает на плечи.
- Давай, товарищ директор, осмотри все свысока и командуй, когда
фундамент закладывать.
Фундамент строить я уже умею. Для него нужен бут, цемент и песок. Не
наш песок. Наш для кладки не подходит. В нем много глины. Настоящий песок
привозят самосвалом. Перетаскивают ведрами в большое деревянное корыто.
Добавляют из бумажного мешка цемент. А потом две лопаты скользят навстречу
друг другу - вжик и сталкиваются - цок, вжик - цок, вжик - цок. Пока все
желтое не станет серым. Но это еще не раствор для кладки. Для раствора нужна
вода. На Ржевке воды было - хоть залейся. Вот бы нам всю ту воду сюда! А то
приходится сто раз в день ходить к полусгнившему домику-колодцу: с пустыми
ведрами - вниз, с полными - вверх. Вниз-вверх, да еще комары кусаются.
Угнаться за папиными большими шагами трудно: поспешишь - вода
расплескается и щекочущей струйкой побежит в сандалии. Почесаться нечем -
руки заняты. А тут еще встретится какая-нибудь дачница и начнет: "Вот какая
сильная девочка, целые бидоны тащит".
Из дачниковых слов сразу видно, что это они не меня хвалят, а папу
стыдят. Папа этого не замечает. Ему просто некогда. Он спешит сделать еще
один замес перед тем, как ехать на выступление.
- Ну, мартышка, последний, самый последний на сегодня, идет?
Мне- то что, я совсем не устала. А вот мама нервничает. Она боится, что
папа опоздает на поезд и ему придется до цирка добираться на попутках.
- Эх, бедные мужики: работают, работают, а жены их пилят, пилят, пока
не перепилят им шеи.
Папа шутит. Мама не пилит, она вообще ничего не говорит. Просто
приносит чайник с подогретой водой и мыло. Стоит и ждет, когда можно будет
поливать папе на руки, лицо, спину. Если ей надоест ждать, выльет прямо на
папину неперепиленную шею. И папа падает, как мертвый, прямо к маминым
ногам.
Если у папы нет выступления, то он работает до такой темноты, что в
окно сарая не разглядеть качающихся елок. И слышно только, как лают собаки,
и звякает мастерок, выскребающий из ведра остатки раствора. Мне в это время
положено спать. Я уже почти сплю. Только веки над глазами немного шевелятся.
- Мам, я не могу спать. Я боюсь.
- Чего, глупышка?
Мама садится своим теплым телом на мой топчан. От нее даже на даче
приятно пахнет чем-то медицинским.
- Я когда сплю, всю ночь продираюсь сквозь снег. А он держит, не
пускает. Я знаю, что заблудилась, и вы с папой никогда меня не найдете.
- А-а, это когда ты маленькая была, мы дачу в Дибунах искали, только
разговорились с одной старушкой, обернулись - тебя нет. Туда-сюда - нигде
нет. Я уже было запаниковала. Потом смотрю, ты через чей-то заброшенный