"Василий Катунин. Возвращение Остапа Крымова " - читать интересную книгу автора

в наше время для жизни. И даже смерти.
Для опытного наблюдателя было достаточно и беглого взгляда на
внутренний и внешний облик харьковского вокзала, чтобы сразу понять, что это
крупный вальяжный город, не блещущий такими историческими
достопримечательностями, как Питер; не страдающий массовым пристрастием к
спиртному, как города Нечерноземья России и Урала; не ведущий бурной ночной
артистической и развлекательной жизни, как Париж; не поражающий контрастами
бедного и богатого, черного и белого, как Нью-Йорк; не умиротворяющий
зелеными газонами и цветастыми клумбами, как Вена; не разделенный на сферы
влияния, как Москва; не раздражающий политическим экстремизмом, как
Иерусалим; не фанатирующий на украинской идее, как Львов. Если собрать
вместе все "не", которые воплотил в себе Харьков, то может показаться, что
он вообще не стоит доброго слова. Но это было не так. Сочетая в себе большие
"нет" и маленькие "да", это место Земного шара на практике оказывалось очень
даже пригодным для жизни. По тому же вокзалу можно было достоверно
определить, что в этом городе все есть; что здесь - нетипично для нашего
времени - редко грабят на улицах; что дешевое пропитание позволяет не
работать половине трудоспособного населения; что проститутки просят за
добросовестный труд не менее полтинника, а получают не более четвертака; что
здесь несильно увлекаются проверками документов на улицах, а с гаишником
можно рассчитаться хорошим анекдотом; что в городе не голодают бездомные
собаки; что мужчины здесь любят хорошие иномарки, а красивые девушки, в свою
очередь, любят мужчин за это; что бизнесом здесь занимаются все, кому не
лень, а обдурить можно каждого второго, потому что у первого просто нет
денег. Словом, в этом городе можно было жить.
Здесь, на вокзале, Крымов должен был найти все, что ему было нужно.
Остап окинул неторопливым орлиным взглядом необъятные просторы гулких
вокзальных помещений и двинулся вдоль потускневшего мрамора колонн в зал
ожидания. На лавках без признаков мысли на лице сидели, спали, читали и
употребляли пищу разнополые существа в одеждах преимущественно
темно-коричневых, серо-черных и других грязелечебных оттенков. Некоторым
удалось захватить люксовские лежачие места, другие дремали, сидя в
невероятно мучительных позах.
"С точки зрения стула - все люди безголовые, с точки зрения вокзала все
люди бездомные", - думал Остап, внимательно и терпеливо, как миноискатель,
прохаживаясь между скамейками. Публика была скучна, глаза тусклы, интересы
явно узки. Остап знал, что где-то среди этой глины должны быть самородки,
которые надо найти, отмыть и заставить заблестеть. А золото начинает
блестеть только в руках мастера.
Вдруг до чутких ушей Крымова с высоты семидесяти сантиметров над
уровнем пола донеслась хлесткая фраза, произнесенная с излишним для данного
места пафосом:
- Нет! Не надо! Пусть достанется французам!
Остап повернулся к изрекшему столь неожиданные слова редкому для наших
краев любителю лягушатины. Им оказался неопределенного возраста, но не
моложе сорока пяти, мужчина в трехдневной щетине, круглых очках и
разнокалиберной несвежей одежде. Джинсовая куртка на пуговицах переходила в
явно коротковатые клетчатые брюки. На месте носков следовал пробел в одежде.
И, наконец, завершали верхнее одеяние глубоко пенсионного возраста туфли со
сбитыми носками, как будто их обладатель имел привычку избивать ногами