"Петр Катериничев. Любовь и доблесть" - читать интересную книгу автора

чиркнул спичкой, окутался ароматным дымом. - Чуешь, каков табачок?
Олег кивнул.
- Угостишься?
- В другой раз.
- Хозяин барин. - Вздохнул. - Не, мрачен ты, паря, и не отговорить
тебя.
Знать, зима пока в душе твоей властвует, а от холодов никак не
убежать, пока весна сама снега не растопит да не согреет душу ту. Ты жди и
крепись: придет весна. Будет. Это я верно знаю. - Иван Алексеевич вздохнул,
в глазах его черной полыньей метнулось что-то давнее, полузабытое. - Пойду
я, пожалуй. Спасибо за компанию и за беседу.
- Да я все больше молчал, - улыбнулся Данилов.
- Языками молоть все горазды, а слушать - искусство редкое, не каждый
может. Ты умеешь, да в своем ты. Умом слова слышишь, а до души не доходят.
Будто Кай из Андерсеновой сказки. Не щурься, детство свое я под
Мурманском провел, так уж вышло, и всех книжек у меня только Андерсен и
был. Вот и помню с той поры чуть не назубок. А от тех краев до Лапландии
рукой подать... - Иван Алексеевич снова замолчал, и снова глаза, пусть на
мгновение, а затянулись темною поволокой. - Ладушки, Олежек, пора мне: со
смены я, сторожу помалеху, поспать нужно. И прости, если за разговором
глупость какую сморозил. Бывай здоров. - Иван Алексеевич протянул широкую
лапищу. - Глядишь, где и свидимся.
Олег пожал крепкую ладонь, Иван Алексеевич ловко встал и, припадая на
палку, пошел к выходу.
Данилов вернулся к пиву. Пена опала, напиток горчил: И идти было
по-прежнему некуда. Возвращаться в квартиру, где не бывает гостей... Ну что
ж... Остается ждать весны. "И весна, безусловно, наступит, а как же
иначе..." А вообще - странно. Еще и лето не вошло в пору, а он уже начал
тосковать по вес-ч не. Наверное, Алексеич прав: чтобы зима оставила душу,
нужно терпение и время.
Позади раздалась ругань, следом звук грузно упавшего тела.
- Ты что, старый пень? Оттопырился поутряни - не пройти! Костылем он
махать будет!
Двое парней застопорились на входе. Один был пригож, спортивен,
насмешливые голубые глаза блестели на загорелом лице двумя льдинками;
второй габаритами походил на бульдозер, чудом запакованный в джинсы и
затянутый в майку. Кажется, он тоже решил скроить презрительную улыбку, но
вышла лишь глумливая ухмылка.
Иван Алексеевич в неудобной позе сидел на ступеньках, закрывая руками
лицо.
- Будет сироту из себя строить, тебя даже не били, так, съездили! -
Здоровый поднялся на ступеньку и пнул пытавшегося подняться старика.
- Вы чего, оборзели?! - попытался вступиться двигавшийся на выход
мужичок.
Спортивный скривился в усмешке, крутнулся на месте, впечатал подошву
кроссовки прямо в грудь мужичку, тот махом опрокинулся навзничь, как сбитая
кегля, и замер.
- Убогих развелось, а, Костик? - В голосе спортсмена не было ни злобы,
ни азарта: просто ленивое превосходство. Да и было все для него и не
происшествие вовсе - так, неудобство, вроде не к месту объявившейся мухи.