"Елена Катасонова. Концерт для виолончели с оркестром " - читать интересную книгу автора

***

Врача после Алжира нашла Маша. Она же, не врач, первой поставила, как
потом выяснилось, верный диагноз.
- Никакая у тебя не амеба, - заявила она. - Никакая не хроническая
дизентерия, а просто депрессия.
Нервная депрессия, вот что я тебе скажу, дорогая.
- Депрессия? - удивился Алик, и в маленьких бесцветных его глазах
загорелась тревога. - Это еще что за зверь?
Маша забежала к ним после дневного концерта - передохнуть перед
репетицией. Кудрявая хохотушка, в узких брючках и свитере (концертное
платье, аккуратно, умело сложенное, таскала в большущей сумке), с узенькой,
бесценной скрипочкой - копия Страдивари, - она была легка и подвижна, как
ртуть.
- Хорошо тебе. Маша, - вздыхала не раз Рабигуль. - Скрипка не только
царица музыки...
- А что еще?
- А еще удобна для передвижения.
- Да уж, - охотно соглашалась Маша. - Мы с ней легки на подъем.
И она дружески похлопывала футляр скрипочки, точно наездник своего
верного скакуна.
- Так что за зверь, спрашиваю? - повторил Алик, стараясь, чтобы вопрос
звучал небрежно, потому что слово его испугало: он же знал, что такое
депрессия, скажем, в промышленности. Застой, умирание...
Маша, усевшись поудобнее в кресле, принялась загибать пальцы,
перечисляя симптомы, обращаясь в основном к Рабигуль:
- Худеешь - раз, не спишь - два, инструмент, можно сказать, не берешь
в руки - три, композиции свои никому не показываешь...
- Потому что они - ерунда, - пробормотала Рабигуль.
Даже на эту короткую фразу сколько же у нее ушло сил!
- Ты так считаешь? - зорко взглянула на нее Маша. - Тогда - четыре.
- Что - "четыре"? - нахмурился, изо всех сил стараясь уловить суть,
Алик;
- Собственные композиции кажутся теперь нашей Гульке ерундой, -
подчеркнув интонацией слово "теперь", пояснила Маша. Ее обычно озорные
глаза на сей раз были серьезны.
Рабигуль вяло махнула рукой, тяжело встала со стула и поплелась к
дивану.
- Не обидишься? - устало и тихо спросила она Машу. - Я полежу.
Не дожидаясь ответа, легла на диван, отвернулась к стене и поджала
ноги.
- Одеяло бы мне...
Но при мысли о том, что за одеялом придется встать, Рабигуль чуть не
стошнило.
Алик озадаченно переглянулся с Машей, взял плед - он лежал у Гули в
ногах, - заботливо укутал жену. "Про плед-то я и забыла..." - краем
сознания отметила Рабигуль. Туман заволакивал усталый от постоянного
отвращения мозг, время, как часто по возвращении из Алжира, остановилось,
тихий говор Маши и Алика отодвинулся далеко-далеко. Рабигуль не спала. Она
просто отсутствовала.