"Валентин Петрович Катаев. Литературные портреты, заметки, воспоминания" - читать интересную книгу автора

подлинное искусство.
Затем состоялась встреча с Евгением Петровым. Возник замечательный
коллектив "Ильф - Петров", подаривший нашей литературе не одну прекрасную
книгу, начиная от "Двенадцати стульев" и кончая "Одноэтажной Америкой", и не
один десяток боевых фельетонов.
Ильф всегда был связан с газетой. Его связь с "Правдой" продолжалась до
самой его смерти.
С каждой новой вещью мастерство Ильфа и Петрова совершенствовалось,
становилось все более реалистичным.
А последняя книга - "Одноэтажная Америка" - достигла великолепной
прозрачности, точности и ясности, свойственных только настоящим художникам
слова.
Ильф был реалист. И стать реалистом помогла ему революция.
В писательской среде сейчас особенно много идет споров о
социалистическом реализме, о простоте, ясности, четкости, о чистоте языка и
народности искусства.
И как жаль, как бесконечно обидно и горько, что в это время с нами нет
замечательного писателя и критика, тонкого человека, настоящего,
неподкупного непартийного большевика - Ильи Ильфа.


3

Личность Ильфа не отделима от понятия "Ильф и Петров". И тем не менее
как Ильф, так и Петров, конечно, существовали каждый в отдельности не только
в жизни, но и в литературе.
Ильф возник раньше.
Мы помним появление молодого Ильфа. Эпоха военного коммунизма. Одесса.
Так называемый "Коллектив поэтов" - пестрое и очень шумное содружество
литературной молодежи. В большом запущенном зале покинутой барской квартиры
происходит ожесточенное чтение стихов и прозы. Царит Эдуард Багрицкий.
Рыча и задыхаясь, молодой Багрицкий читает нам последнюю новинку
революционной Москвы - поэму Маяковского "150000000".
В "Коллективе поэтов" мы собирались по вечерам, после работы в ЮгРОСТА,
где делали то же самое дело, что в это время делал в Москве Маяковский:
рисовали плакаты и писали стихи для "Окон сатиры".
Ильф не выступал со своими произведениями. Мы даже не знали, прозаик он
или поэт. Но со времени его появления мы почувствовали, что среди нас
находится какой-то в высшей степени загадочный, молчаливый слушатель. Он
тревожил нас своим испытующе-внимательным взглядом судьи.
Коричневая ворсистая кепка спортивного покроя и толстые стекла пенсне
без ободков интриговали нас не меньше, чем его таинственное молчание.
Иногда он делал короткие замечания, чаще всего иронические и
убийственные своей меткостью. Это был ясный и сильный критический ум,
трезвый голос большого литературного вкуса. Это был поистине судья, приговор
которого был всегда справедлив, хотя и не всегда приятен.


Прежде чем стать тем Ильфом, который впоследствии прославился в громком
имени "Ильф и Петров", он прошел большой путь рядового газетного работника.