"Валентин Петрович Катаев. Катакомбы ("Волны Черного моря" #4) " - читать интересную книгу автора

Чаеразвесочного управления треста Главчай - немолодым человеком с добрым
морщинистым лицом, узеньким украинским галстуком и большим потертым
портфелем, набитым какими-то балансами и годовыми отчетами, товарищем с
периферии, "командировочным".
Но для Петра Васильевича это был друг детства, то немногое, что
осталось у него от прошлого, милый и горячо любимый Жорка Колесничук.
Обычно Колесничук проводил в Москве дней пять, не больше, а потом
уезжал обратно к себе в Одессу.
Но какой беспорядок вносило его пребывание в жизнь семейства Бачей!
Из застенчивости он ни за что не соглашался спать на диване, который
уступал ему Петр Васильевич в своем кабинете.
Колесничуку стелили на полу в тесной столовой. Из застенчивости же он
отказывался от одеяла и укрывался своим макинтошем, который гремел, как
жестяной. Вместо подушки он клал под голову портфель. Он всегда старался
увильнуть от обеда. Его ждали. Без него не садились за стол. Все слонялись
по комнатам голодные.
А он вдруг появлялся часа через два и, застенчиво потирая руки,
заявлял, что он уже перекусил в главке, причем все понимали, что он
сочиняет.
У него была привычка покурить ночью. И вот вдруг ночью в квартире
раздавались тихие шаркающие шаги. В темноте передвигалась мебель, осторожно
падали стулья. Это застенчивый Колесничук, не желая беспокоить табачным
дымом семью Бачей, пробирался на ощупь в ванную комнату покурить.
Оттуда слышался приглушенный, сиплый кашель застарелого курильщика,
отхаркиванье, с костяным стуком падали зубные щетки и мыльницы и доносился
странный запах паленой шерсти: гость курил папиросы собственной набивки из
какого-то особого табака собственной крошки, который он добывал где-то в
районе, в подсобном хозяйстве управления, и которым очень гордился.
Колесничук привозил из Одессы в подарок копченую скумбрию, малосольную
брынзу в стеклянной банке с водой и десяток синих баклажан, которые он с
нежной улыбкой называл просто "синенькие".
Петр Васильевич был в восторге. Он кричал, что это лучшая еда в мире,
пища богов!
Действительно, копченая скумбрия нравилась всем, хотя обычно в дороге
немного портилась и начинала попахивать.
Но когда с нее сдирали тончайшую золотисто-фольговую кожицу и
обнажалось пахучее, нежное копченое мясцо, то у всех невольно текли слюнки.
Что же касается брынзы и синеньких, то они решительно ни у кого, кроме
Петра Васильевича, успеха не имели. Брынза воняла старой овцой, и ее уносили
в кухню. А что делать с синенькими, никто из домашних, кроме Петра
Васильевича, понятия не имел.
Жена Петра Васильевича и домашняя работница, старая москвичка, с
презрительной улыбкой вертели в руках загадочные овощи - действительно
синие, точнее темно-лиловые, почти черные, глянцевитые, как бы кожаные.
- Какие-то, прости господи, баклуши, да и только! - говорила
домработница Устинья, презрительно морща тонкие губы. - Нешто их можно есть?
Еще отравишься!
Но Петр Васильевич был неумолим. Он требовал, чтобы из синеньких
немедленно приготовили баклажанную икру. Разумеется, не ту пресную,
сладковатую желтоватую кашицу, которая продается в виде консервов, а ту,