"Валентин Петрович Катаев. Жена (Повесть)" - читать интересную книгу автора

пламя. Это был завод, и там, вероятно, лили чугун.
И все это вместе с таинственным паровозным дымом уносилось назад,
назад. Вдруг меня охватило чувство невероятного одиночества.
Дурочка, тогда я понятия не имела, что такое настоящее одиночество!
Мне захотелось как можно скорее, сию минуту назад, домой, в Москву. Но
приступ тоски продолжался недолго. Взошло солнце. Все вокруг повеселело.
Рубчатые стенки вагона стали красные. Пассажиры проснулись. Скоро мы
перезнакомились со всеми нашими соседями. Появилось домино. Принесли гитару
с голубым бантом. Стали разворачивать еду. Бестолковый, очень веселый
вагонный день начался.
Погода сделалась свежей. Нам положительно везло. Впереди шла гроза.
Поезд вбежал в полосу ливня. Окна тотчас открыли. Чистый воздух, смешанный с
запахом мокрых полей, пролетал по вагонам.
Это было под Орлом.
- Подумайте, это было где-то здесь. И ветер тогда, может быть, летел с
тех самых полей, по которым мы с вами сегодня проезжали, - сказала Нина
Петровна, вздрогнув.
- Ехать стало необыкновенно легко и приятно, - продолжала она быстро,
как бы желая отстранить от себя все мысли, которые мешали ей вспоминать. -
Леса кончились. За Харьковом пошли спелые нивы, открытые до самого
горизонта. Кое-где хлеб лежал, поваленный ливнем. Впервые я увидела
украинские хатки, окруженные маленькими вишневыми деревьями. Мне очень
понравились их толстые камышовые крыши и выбеленные стены, посиневшие от
ливня.
На пару стоял трактор. Его острые, зубчатые колеса были облеплены очень
черной, почти синей грязью. Под длинной скирдой прошлогодней соломы - с
одной стороны сухой, серой, а со стороны ливня мокрой, ярко-желтой - на
железных бочках из-под керосина сидели, накрывшись мешками, украинцы. Вился
голубой дымок...
Думала ль я тогда, что через два года сюда ворвутся враги, будут жечь,
насиловать, грабить, угонять в плен, превратят в груду пепла этот
счастливый, мирный край, который проносился сейчас передо мной во всей своей
молодой свежести, во всей своей красоте и богатстве? Думала ль я, что нашей
родине скоро предстоит пережить такое всенародное горе, такое беспримерное
униженье? Ах, нет, слишком чиста и наивна была моя душа, слишком полна любви
и веры в добро, в справедливость, слишком желала счастья и неслась навстречу
этому счастью!
Перед вечером поезд остановился на станции Синельниково. Дождь уже
прошел, и мы с Дусей вышли погулять по платформе. Солнце сильно било в глаза
из-под тающей дождевой тучи. В больших лужах уже отражались куски
очистившегося неба. Дуся бросила в почтовый ящик несколько открыток, которые
она все время усердно писала в дороге. Затем мы пошли посмотреть
таинственный и никогда еще мною не виданный международный вагон в составе
нашего поезда.
Возле этого длинного, тяжелого четырехосного вагона, обшитого деревом с
медными накладными буквами и цифрами, стояло несколько человек в шляпах, в
белых и черных клеенчатых макинтошах, в пестрых спортивных костюмах.
- Интуристы, - шепнула мне Дуся, которая все на свете знала.
Мы независимо прошли мимо них. Я услышала чужую речь. Холодные и не
по-нашему голубые глаза с презрительным, нескрываемым любопытством гадкого