"Юрий Касянич. Лабиринт (Повесть, Сборник фантастических произведений)" - читать интересную книгу автора

за границы неведомого, они не говорили - хотя и думали - о возвращении
Берта, о долгом разговоре, который может состояться при той далекой (а
может, и не очень далекой, но возможно ли?) встрече;
рядом незримо витала тень роковой вероятности, имя которой было "никогда",
и заговорить о возвращении означало бы согласиться с тем, что тень эта
реальна, как реален этот серебристый мерцающий фонтан, который остужал
слух и зрение; все было понятно; в свое время Стин пережил вместе с Бертом
оглушительный свист критики, когда появилась книга о лабиринте, он же был
свидетелем ровного сонного дыхания читательского океана, который успешно
проспал и книгу, и свист; конечно, Берт тогда был в отчаянии, общение с
миром прошлого до некоторой степени лишило его чувства реальности, и
несмотря на то, что в книге он убедительно констатировал, затронув и
причины, несколько признаков пассивности социальной массы, ему и в голову
не пришло, что эта пассивность выразится в отношении к нему;
разбитый, разочарованный, он запретил себе исторические раскопки на
нравственные темы, задушил надежду бросить искру разума в надвигающийся
жаркий мрак и устроился консультантом на киностудию: там весело жарили
исторические мюзиклы с кровью; мюзиклы приятно щекотали ожиревшие
сердчишки потребителей, принося обильную кассовую прибыль; они изредка
виделись со Стином, Берт горько иронизировал, именуя себя дешевой
проституткой, Стин пытался утешать, слова были явно лишними, оба понимали
все, Берт обижался, вспыхивал, как спичка, потом извинялся, угасал, и
окончательное примирение происходило в холодных банях, которые с
- наступлением жары стали очень популярны среди горожан.

*

Одиночество не отвращало Берта, он привык к нему там, в городе, точнее в
своем загородном домике; уже двенадцатый день (по таймеру) он фиксировал
ломкое, но отчетливое эхо своих шагов, слух стал его зрением; кумачовые
вспышки краски на стенах лабиринта, недолгий, почти мгновенно
улетучивающийся ее запах - уже становились событиями пути во мгле;
отработанное движение по извлечению баллончика из рюкзака, экономный жест
вдоль стены, баллончик на место, задержать дыхание на полминуты, чтобы не
вдыхать слаботоксичный запах; он стал сознавать, что каждое его движение
уже подчинено цели - достичь тайны, сияющего колодца или чего-то еще более
невероятного и невообразимого; любой процесс стремится к итогу, даже если
он начат как самоцель;
когда Берт в последний раз бросил взгляд на пыльную, заросшую осокой
равнину, где подрагивал в нагревающемся воздухе контур его домика, на
далекий частокол высохших деревьев, которые несколько десятилетий назад
были живым лесом, он знал только одно - он уходит, это было главное; не
самоубийство, нет, эта презренная возможность только для слабых духом,
нет, именно - уход;
он уходил от жары, от бесконечных жвачных статей "К вопросу о...",
"Некоторые аспекты...", которые он стал пописывать, уйдя с кинопекарни; в
журналах и газетах был неутолимый дефицит на свежий материал, поэтому
брали все; с каждым годом журналы тончали, тиражи падали;
он уходил от бывшей любви, от красивой женщины, любовь к которой, как
молния - ствол дуба, расщепила его сердце (как она выделялась в своем